Тадеуш Ружевич - Грех

Дверь Генрику открыла пожилая женщина. Прежде чем он успел представиться, она воскликнула:

— Пан профессор, а мы вас ждем! Геня, пан профессор пришел. Племянница заждалась, заходите, чемодан и пальто можете тут оставить… прошу вас.

Она указала на дверь в комнату. Генрик постучал.

— Входите, пан профессор, очень рада…

За маленьким столиком сидела пышная блондинка в нарядном черном платье. Она то ли подпиливала, то ли красила ногти: на столике лежали маникюрные принадлежности и стояли пузырьки с красным лаком. Протянув Генрику большую теплую руку, блондинка улыбнулась, продемонстрировав красивые белые зубы, чуть испачканные помадой.

— Гарри позвонил мне, что вы приехали, я уже начала беспокоиться, почему так долго не приходите. Представляю, как Мирабелька обрадуется, когда вас увидит… она совсем еще ребенок… маленькая девочка. — Она подошла к Генрику, положила ладонь на его руку. — Правда, очень рада с вами познакомиться… это я звонила от имени Мирабельки, по телефону у меня совсем другой голос, да? Я, конечно, прокололась с этим «чао»… до того глупо себя почувствовала, что растерялась и повесила трубку. Я вас совсем другим представляла… ученые нам, женщинам, всегда преподносят сюрпризы… вы, наверно, ужасно устали… будьте как дома.

— Вы очень любезны, панна Мариоля, но…

— Мариоля, как забавно вы это произнесли, понимаете, меня так зовут только хорошие знакомые, самые близкие друзья.

— Я действительно немного устал. Мируся еще спит?

— О Боже, я и забыла, зачем вы пришли! — Она открыла дверь и два раза крикнула: — Мирабелька, Мирабелька! — Потом вышла на минуту из комнаты, а вернувшись, сказала смущенно: — Вообразите, ее еще нет. Тетя говорит, у нее заперто. Видно, унесла с собой ключ. Я даже не смогу показать вам Мирабелькину комнату… Совсем сдурела! противная… но что поделаешь… — Мариоля комично развела руками: — Любовь! Жорж славный малый, он ее доведет до ума, а что горло болит… это чепуха, уже все в порядке. Если не придет через час, мы сами к ним пойдем, так будет лучше всего. Мирабелька мне страшно много про вас рассказывала… я думала, наш великий ученый, который читает лекции в американских университетах, в Египте, одет по последней моде… у нас провинциальное представление о том, что происходит в мире, согласитесь, но ученые такие консерваторы, и это как раз самое привлекательное… меня всегда тянуло к мужчинам, которые одеваются, знаете, с этакой небрежной элегантностью… Пока дочурка не пришла, надо что-нибудь выпить… — Блондинка наполнила рюмки. — «Соплица», осталась с сочельника. Не знаю, любите ли вы отечественный коньяк? — Она протянула руку с рюмкой, они чокнулись. — Мируся мне рассказывала, что вы недавно читали лекции в Египте, прямо чудеса какие-то, вроде вы там откопали мумии и золотые статуи… ученые совершенно оторваны от жизни, но в этом-то и вся прелесть… А правда, что египтяне верят в коров и кошек? Надо же, такая отсталость в эпоху освоения космоса, просто уму непостижимо!

Генрик выпил глоток коньяка. Натощак. У него было странное ощущение, будто все, что говорит эта красивая девушка, подруга его дочери, он уже где-то слышал. Может быть, в кино, а может, в театре, по телевизору… Он сидел в кресле и принимал участие в спектакле. Во втором акте пьесы. В первом выступал Гарри, а сейчас — блондинка… Генрик вдруг осознал, что все время слушал этих молодых людей как актеров. Слова своих ролей они произносили неестественным, возбужденным голосом. И текст был какой-то странный. Слегка раздражающий, неясный, загадочный, но при этом завораживающий, драматичный, точно в любительский спектакль то и дело врывались элементы греческой трагедии… поразительно… Даже комната походила на театральную сцену, мебель производила такое впечатление, будто ее поставили сюда ненадолго. Интересно, какие они, эти молодые люди? Вот такие… Девушка снова наполнила рюмки. Выпили. Интересно, что им Мируся обо мне наговорила? Профессор, ученый, Египет, Америка… чем у них забиты головы? Все это он уже видел и слышал… вот он, странный «мир молодых», о котором кто-то когда-то рассказывал. Как это далеко… комиссионки, парфюмерные магазины… запахи… мечты… духи «Мисс Диор», «Диорама», более легкие, сладковатые, для шатенок и рыжих, «Шанель», «Коти», «Диориссима», в самый раз для блондинок… терпкие запахи, амбра, резеда… где-то здесь источник этого приятного запаха, то приближается, то отдаляется… мелочи эти, блокнотики, записные книжечки, мода на платья-рубашки… сумочка, туфельки, бретельки, нижние юбки, лифчики, подвязки… губная помада, розовая, цикламеновая, вишневая, рубиновая… а может, купить квашеной капусты и сделать себе маску?…

— Кислые щи с горохом, — сказал Генрик вслух и рассмеялся.

— Ого, смеетесь. Наконец-то повеселели, я чувствовала, что вы не такой, каким кажетесь с первого взгляда. О чем вы подумали?

— Да так, пустяки, сорвалось с языка… понимаете, во времена моей молодости на рождественский ужин непременно подавали кислые щи с горохом.

— Подумать только! Ну и ну… вы чертовски забавный, прямо как мой папочка, я его обожала… папа тоже так говорил, только про гороховый суп… вечно вспоминал гороховый суп с копченой грудинкой… папа умер, оставил нас с мамулей сиротами… — Мариоля вытащила из рукава маленький кружевной платочек, смахнула невидимую слезу. Генрик снова ощутил запах духов. — Иногда я чувствую себя ужасно несчастной.

— Вы учитесь вместе с Мирусей?

Мариоля удивленно подняла брови:

— Я? Нет, нет, я уже работаю. Я ведь старше Мирабельки, намного старше… я закончила музыкальную школу… а сейчас мечтаю получить диплом, на вокальном. Я певица… мне даже предлагали петь перед микрофоном и камерой, но Жорж пока не советует, говорит, должен меня отшлифовать и только тогда выпустит на сцену… А тексты специально для меня пишет Гарри.

За дверью раздался пронзительный голос:

— Геня, хотите чаю или чего-нибудь сладенького?

— Спасибо, тетя, какая ты милая… не надо. Тетя мне заменяет маму, ужасно меня любит, но жуть какая любопытная, просто житья не дает… все еще считает меня ребенком. А я уже взрослая… увидите, сейчас она к нам ворвется! У меня уже нервы не выдерживают. — Мариоля подошла к двери и заперла ее на ключ. — Так будет лучше.

Генрик молчал. В комнате воцарилась тишина.

Девушка тоже ничего не говорила, только смотрела на Генрика из-под густо накрашенных ресниц, теребя пальцами нижнюю губу.

Это невозможно, это ни на что не похоже, в чем дело? Она мне нравится. Нравится? Да, ее груди, ягодицы, бедра, губы, все… и шея, и руки… и этот запах… кошмар… Почему кошмар? Чепуха!

Это же естественно, что тебе нравится молодая статная девушка… нет, нет, это ужасно, как она может мне нравиться? нельзя… а ведь хочется… я бы хотел с ней… да что я, школяр, солдатик?.. смешно… этот запах… надо идти… Он услышал голос… увидел себя в школьном мундирчике с серебряными пуговицами, он поднимался по лестнице, по скрипучим деревянным ступенькам следом за своей первой женщиной… за чернявой Владкой в шелковых, телесного цвета чулках, в черном платье… перед дверью она оглянулась на него и усмехнулась… лицо у нее было ярко, вульгарно накрашено… волосы черные, сальные, давно не мытые… без единого слова она легла на деревянную кровать и задрала подол, кивнула… лицо, словно смазанное подсолнечным маслом, черные сросшиеся брови… она раздвинула ноги, обеими руками притянула его к себе, окружила, связала… Даная, Леда, Венера, чернявая Владка с выбитым зубом… он услышал Мариолин голос: