Лесли Уоллер - Американец

— Интересно, скольким счастливцам удавалось увидеть вас вот такой, настоящей? — искренне спросил Палмер.

— Немногим. Очень немногим.

— Значит, я удостоился чести?

— Вы так считаете?

В комнате вдруг возникла странная атмосфера. Какой-то интимности. Впечатление такое, будто сидевшая рядом с ним мисс Грегорис тоже была раздетой. Палмер протянул руку, заботливо убрал с ее высокого чистого лба случайно вернувшийся туда завиток. Она перехватила его руку, повернула ее ладонью вверх, внимательно в нее вгляделась.

— Вы что, умеете читать по ладони?

— Представьте себе, умею. — Ее глаза слегка прищурились. — Ваша, например, говорит, что в вас два человека.

— На ней что, так и написано? На самом деле?

Она кивнула, слегка усмехнувшись.

— Увы. Два человека с вашим именем и вашим телом.

— А там случайно не написано, привыкну ли я к белому вину? Чтобы без таких мучительных последствий.

— Да, один из вас привыкнет. Другой никогда.

— Что ж, впечатляет.

Элеонора снова кивнула.

— Само собой разумеется. Иного и быть не могло. — Она медленно поднесла его ладонь к своему чувственному рту и… совершенно неожиданно поцеловала ее. Кончик ее влажного языка сначала на секунду задержался, а потом заскользил по линии его жизни. Как будто слизывая какую-то жидкость, жидкость вечности. Которая была раньше и всегда. Это вызвало у Палмера необычайное возбуждение…

Она бросила на него быстрый взгляд, по-прежнему не отрывая губ от его ладони. Ее широко раскрытые глаза, казалось, вот-вот его проглотят. Всего, целиком и полностью! Затем, продолжая держать его руку, она встала, медленно приблизилась к нему. Практически вплотную… Он обвил ее бедра руками, притянул к себе, уткнулся лицом в живот, одновременно не отрывая взгляда от ее потрясающе красивых длинных ног. И складок платья, неожиданно оказавшегося на полу. Его руки медленно поднялись вверх, чтобы расстегнуть лифчик.

В комнате воцарилась напряженная тишина. И при этом какое-то благостное чувство умиротворения. Голова уже не болела, на душе было спокойно, оставалось только одно желание — обладать, обладать Элеонорой! Войти в нее, навсегда слиться с ее нежной, шелковистой кожей, прижаться к двум белым холмам, казавшимися нереально огромными на фоне ее изящного загорелого тела.

Часы на башне городской ратуши пробили полночь. Палмер и его спутница были уже в постели, разогревая себя долгими поцелуями и страстными ласками. В полутьме комнаты ее смуглая кожа мерцала, светилась, как бы завораживала, манила к себе. От шикарных округлых грудей до маленького лобка. Нет, это было чем-то нереальным, чем-то, что трудно себе представить! Кто она? Девушка его мечты?

— Не отвлекайся, — донесся до него ее голос.

Он молча усмехнулся и тут же почувствовал, как она скользит по нему вниз, одновременно целуя и призывающе покусывая все, что попадалось на ее пути. Затем медленно, в каком-то смысле даже торжественно оседлала его, спиной к нему, и приступила к делу.

Снизу доносился стук бокалов, ножей, вилок, но сейчас это не имело значения — он уже был в ней, двигаясь медленно, но уверенно и сильно. Хотя поза была для него не совсем привычна. Ее лоно засасывало его все глубже и глубже с каждым последующим толчком… Потом она, не прерываясь, сменила позу, повернувшись к нему лицом, хищно улыбнулась и запрыгала на нем еще яростней. «Это же безумие, самое настоящее безумие!» — невольно подумал он, глядя в полутьме на ее закрытые глаза, сосредоточенные, казалось, только на одном, на желании удовлетворить свою страсть, войти в экстаз!

Палмер, почувствовав, что вот-вот кончит, постарался хоть ненадолго отдалить этот момент. Она открыла глаза, наклонилась к нему — теперь ее большие груди призывно качались уже прямо у его лица. Он зажмурился, ощутив такой прилив нежности, скорее даже радости, какой не испытывал вот уже много лет. Она молча, не говоря ни слова, легла на него, поцеловала. Они на долгое время замерли, как бы пребывая в нирване, затем перевернулись на бок и уснули, так и не отрываясь друг от друга.

Потом Палмер снова оказался в зале заседаний ЮБТК. И снова тот же самый чертов Гарри Элдер. И говорит, и говорит…

В Париж Палмер и его спутница приехали в воскресенье около полудня. Ходить по городу, осматривая достопримечательности, им совсем не хотелось, поэтому они сразу же направились в квартиру мисс Грегорис на Монмартре, рядом с собором Сакре-Кёр.

Элеоноре, которая, учитывая состояние Палмера, сидела за рулем их мощного «бьюика», пришлось здорово помучиться, ведя его по узеньким кривым улочкам восемнадцатого века. А потом долго искать место, где бы припарковаться. Затем, оказавшись наконец-то в ее квартире, они с довольными вздохами плюхнулись на диван и молча смотрели друг на друга, не отрывая глаз. Совсем как тогда в субботу, а затем ночью в воскресенье.

Квартира оказалась точно такой, какой Палмер ее и представлял: чистенькая, уютная, везде чувствуется присутствие женщины… Хотя на самом деле гостиная была совсем маленькой — десять, максимум двенадцать квадратных метров, — выглядела она почему-то намного больше и длиннее. То ли визуальный эффект, то ли особая планировка… Впрочем, скорее всего, благодаря оконной раме в суперсовременной алюминиевой оправе, каким-то волшебным образом превратившей всю стену в одно окно. Огромное окно. Окно в мир! С видом на Эйфелеву башню…

Она быстро перерыла всю квартирку — повытаскивала все ящики, распахнула все шкафы, — пытаясь найти что-нибудь для Палмера. Чтобы сделать ему приятное. Стены были абсолютно пустыми, за исключением большого плаката, на котором был изображен голый трехлетний мальчик, сосредоточенно писающий в солдатскую каску. Надпись под фотографией, сделанная ярко-красным цветом и крупными печатными буквами, гласила: «Долой войну!» Хотя нет, не совсем пустыми. На противоположной стене, на которой не было ни окон, ни дверей, висело несколько фотографий, где мисс Грегорис была снята вместе с различными мужчинами или с дочерью Таней. В разных видах. Собственно, они даже не висели, а были прикреплены к стене двусторонним скотчем, придавая этой, с позволения сказать, коллекции вид «временного пребывания». Ее можно либо сохранять до бесконечности, либо в любой момент убрать.

В конце концов она все-таки нашла спрятанный подарок — в одном из ящиков комода под кучей лифчиков, бикини и прочих женских вещей, — бутылку с длинным горлышком. Наверное, что-то редкое и эксклюзивное. Иначе зачем прятать в такое интимное место?

— Оно ужасно дорогое, — радостно хихикая, сказала она, ставя бутылку на столик. — И ужасно восхитительное. Совсем как вы!