Борис Евсеев - Площадь Революции: Книга зимы (сборник)

Всего через минуту-другую попали они в метрозал, знакомый Воле с детства.

– Задача, – шептал Демыч, пытаясь узким языком долизаться до Волина уха. – Задача… ммм… Просчитать количество шагов, привыкнуть к новой одежде, заново присмотреться к статуям на станции. Заново осмыслить! Опять проникнуться! Площадь же Революции все-таки! При встрече с возможными знакомыми – не пугаться, в знакомстве не признаваться. Ну, над личиком вашим мы дома еще поработаем. Вперед, вперед и выше, милая!

Скульптуры на станции были все те же. Тяжкое бремя революции мрамором и гранитом висело над их плечами. Казалось, еще чуть – и громоздкие своды опустятся, вдавят скульптуры в пол. Внезапно Воле подумалось: «Вот бы самих революционеров заставить так-то – подобно скульптурам этим – годами стоять. С нависающим грузом всех прошедших революций! А?»

От одной такой мысли ей стало радостно, горячо. Забыв о квелом Демыче, сплющила она веки.

И сразу же кожей почувствовала: Ленин и Троцкий, Сталин и Каганович, Каменев и Зиновьев, Березовский и Зюганов, Немцов и Хакамада, Каспаров и Ругова, Плеханов, Берия, Чернышевский, Жан Жорес, Робеспьер, Крупская, Коллонтай и даже Авраам Линкольн с Джорджем Вашингтоном – в зимних одеждах, раскрасневшиеся от натуги, утомленно-телесные, – стоят, сидят и полусидят в нишах станции, заместив собой тяжкую бронзу! А на плечах у них – груды металла, залежи кварцитов, осколки камней!

«Так-то, любезные! Так-то, ненаглядные! Сами теперь революции свои держите на плечах да на шеях. И уж никогда больше на солдатушек, да на мужиков, да на баб покорных – за вас в огонь и в воду кидающихся – их не перекладывайте!»

Песиголовцы

Дневное возвращение на дачу вспоминалось неохотно, с трудом. А вот вечер помнился отчетливо: без рябой бабы Фадеевны Никта заскучала, стала выть, кидаться с кулаками на охрану. Для успокоения и душевных бесед ее привели к Воле. Но и там она продолжала бушевать. Никте сделали укол, и она тут же, на коврике, вырубилась.

«Теперь до утра не проснется».

Воля с облегчением вздохнула: она ждала «невидимого мужика», ждала Андрея. Однако вместо Андрея включился умело спрятанный магнитофон, и вздорно-поучающий, но чем-то и приятный баритон стал уговаривать, увещевать…

«Легенды о псоглавцах гласят: пришли из неведомой земли, пугали всех единственным, горящим во лбу глазом, греки звали кинокефалами…

Все это дикая фигня! Не верьте ни одному слову, милая!

Было так.

Когда Господь Бог увидел: не выполняют Его наказов сыны человеческие, – крепко Он призадумался. Ну тут, конечно, Ему от одного известного существа – подсказка. Ничего, мол, с сынами человеческими поделать нельзя. Слабо им шествовать указанным путем. А вот шляется по миру одна безвестная, но весьма приятная сука. Так от нее б и завести новое потомство. Человечьего и одновременно сучьего сына вывести!

Сказано – сделано. И даже круче – по подсказке известного существа – Господь Бог сотворил: посреди всякого народа поселил он тайно собачьих детей, то бишь Сучьих Сынов. Чтоб, значит, в каждый подходящий момент они являлись и демонстрировали свои лучшие черты и качества. А сыны человеческие у них бы этому учились.

Но вышло не совсем по-божески. Вышло, скорей, по подсказке. Стали Сучьи Сыны тайно и явно одолевать сынов человеческих. И Богу это неприятным показалось. Увидел Он свою слабость и ошибку. Да поздно! И хоть стал Он нерасположение Сучьим Детям выказывать, а назад ход истории повернуть не захотел. Или не смог.

Вот потому-то, как только какой катаклизмик где созреет, как только революция с неизбежной гражданской войной, к сердцу подкатит – Сучьи Дети и наготове! Стоят на стреме, смотрят: где б скорую помощь оказать, где б сильней зажечь, круче порушить. Ну, чтобы мир сынов человеческих совсем кончился. И настал бы мир Сучьих Детей.

Вы на коллективные портреты, милая, гляньте! Хоть на германские, хоть на американские, а хоть на русско-турецкие! Среди лиц, если посильней вглядеться, половина мордашек – наши. Вы их дебилоносцами, вы их хитрованами кличете. А они – великие обновители правды жизни. Они – продвинутые. Они – Сукины Дети!

Так что учтите и затвердите назубок, милая: среди каждого народа есть теперь настоящие псоглавцы. Они ниоткуда не приходят, никуда не уходят. Никакой такой страны Кинокефалии для них не определено. Они всегда среди вас! Да только вы их не всегда различаете.

В Москве на лошадках, с метлами привязанными, при Иване Грозном скакали? Скакали. И дым за ними стлался, и стекала за ними кровь. Угрызали они и рыкали, и было это сладко и превосходно для слуха. Душили они Павла Первого шарфом и в ногах у Каховского с Муравьевым путались. И не только в столицах – по всей России широко себя проявляли. Даже эпиграммка в начале века была. Очень такая характерная, ужасно такая лирико-драматическая. Ну, помните?

Государя императора

Курск, встречая, от крестьян

Выслал Сучкина-оратора,

Суковнина от дворян.

Вот зачем по возвращении

На вопрос своей жены:

«Что куряне?» – царь в смущении

Молвил: «Сукины сыны».

Да, это были наши люди! Сукины Сыны! А год, год знаете какой это был? Почти 1905, предреволюционный, так сказать… Да вот еще… Чтобы вам совсем уразуметь, милая. Революция ведь, на самом деле, и есть эпиграмма! Да! Сперва все в склад и в лад, а потом – поцелуй кобылу в зад! Сперва все тихо и мило, а потом, в последней строке – удар в зубы. Конец-то у революции, или, лучше сказать, «зад» у нее – оскорбительный! Я хочу революций – значит я хочу оскорбить других. Я тих видом, я вроде за народ, за демократию, но в уме я, конечно, держу: «я так вам этим народом и этой демократией бока обломаю, так накостыляю – мало не покажется…»

И ведь, заметьте себе (это вам на сладкое, на десерт), революционеры – не обязательно бедняки! Богач еще сильней хочет в душе своей революции! Потому что потом, обязательно ею воспользовавшись, он пожелает оскорбить вас и принизить своим – революцией предоставленным – богатством. Крутизной мошны задавить непременно захочет».

– Ох и зверюга ты, Демыч… Ох и гнусь…

Но магнитный голос Волю не слушал.

«А если, опять же, перескочить на три сотни лет назад? Марфу Собакину, третью жену Ивана Грозного, милая, помните? Он ведь неспроста на ней женился. Хотел Собачье Племя царской кровью укрепить. Да жаль, померла раньше времени Марфуша. А последние сто лет? Это мы – при Ленине-Свердлове-Троцком давали жару, рубили леса людские, и щепки в глаза вам летели! Это мы создали, все до единой политические партии. А ведь политические партии в России – верный путь к гражданской войне, – трепетал и пел радостный голос с ленты. – И сейчас… Сейчас как раз время окончательного перехвата земной власти у сынов человеческих к ногам упало… Время подведения вас к Последней Нескончаемой Революции! Время провоцирования и подталкивания! Мы ведь только имитаторы. Мы сымитируем революцию, подведем вас к ней, а все остальное вы сами, милая, рушить будете…»

Читать дальше