Туве Янссон - Лодка и я

Я отправляюсь туда, когда чувствую себя одинокой, и чаще всего, когда ветрено, а ветрено там тоже чаще всего. Морских заливов целых пять, а мысов — шесть, и покуда хватает глаз, ни одной-единственной лачуги (домик лоцмана не в счет).

Я хожу медленно и как можно ниже, по самому краю берега; я захожу в каждый залив и разглядываю каждый мыс; ничего нельзя пропустить, потому что это ритуал. Ясное дело, я не могу собрать все, что море выбросило на берег, и надежно укрыть парой камней; но это ведь не имеет ничего общего с ритуалом, так поступает каждый, даже не раздумывая. Теперь мне необходимо впервые увидеть мои тайные места со стороны моря, это очень важно.

Я вытащила камень, заменявший якорь, и мы выплыли прямо на лунную дорожку. А лунная дорожка во время штиля так же прекрасна, как картина художника, а в суровую погоду становится еще прекраснее — сплошные осколки и россыпи драгоценных камней… это все равно что плыть по усыпанному бриллиантами морю!

И тут как раз появился папа, я узнала, что это он, потому что увидела его лодку под названием «Пента» [3] Penta — пятигранник (швед.). … выходит, он обнаружил меня, и теперь дело заключалось лишь в том, зол ли он или испытывает облесение, или то и другое, и дам ли я ему сказать что-то первому или нет… Он выключил мотор, поплыл рядом и, взявшись за поручень, произнес:

— Привет!

Я ответила:

— Привет, привет!

— Перелезай ко мне, — позвал папа, — мы возьмем лодку на буксир, а теперь я задам тебе один вопрос и больше уже не стану спрашивать: почему ты заставляешь свою маму беспокоиться? — Он закрепил линь на корме и добавил: — Ты ведешь себя просто опасно… — и включил мотор, так что больше никто не мог произнести ни слова.

Я уселась на носу. Лодка плясала за нами следом, будто легкая лань, не зачерпывая ни капли воды. Я знала, что папа любил плавать на своей «Пенте», когда море волнуется, так что я не мешала ему плыть, главным образом интересуясь лишь своими любимыми местами, за которыми наблюдала теперь со стороны моря. Ведь чем дальше мы уплывали, тем больше я понимала, что со стороны моря эти места были не чем иным, как безнадежно скучной финской береговой полосой. Невозможно представить себе, чтобы хоть один-единственный человек мог высадиться тут на берег, хорошо, что люди держались отсюда как можно дальше, если только они не обладали чувством прекрасного!

Я сняла шапочку, освободив волосы и дозволив им летать во все стороны, и задумалась о других вещах.

Папа нашел бутерброды и съел их.

То была очень красивая ночь. Папа начал, бравируя опасностью, легкомысленно играть с волнами. Иногда он поглядывал на меня, но я сделала вид, будто ничего не замечаю.

Начало светать перед заливом у нашего дома, и папа слегка повернул у Наскального камня, искусно описав узкую кривую, но все время слабо держал буксирный трос, чтобы моя лодка легко могла причалить к берегу.

Когда мы поднялись в гору, папа сказал, что ты, мол, никогда так больше не сделаешь, заруби это себе на носу.

Мы пожелали друг другу спокойной ночи. Становилось все светлее и светлее, небо было таким же большим и белым, таким, каким бывает обычно перед восходом солнца.

Группа островов в Финском заливе, неподалеку от Борго (Порво) — шведскоязычного города у хребта Борго.

Юго-западный ветер.

Penta — пятигранник (швед.).