Туве Янссон - Туман

Они оказались в самом центре фарватера [1] Часть водного пространства, достаточно глубокая для судоходства (голл.). , когда над ними встал туман, холодный и желтоватый, он подошел с моря, и подошел быстро. Юнна еще порулила дальше, но тут же выключила мотор.

— Никакого смысла Мы не попадем на остров и причалим где-нибудь в Ревеле [2] Город и порт на Балтийском морс. В 1219–1917 гг. официальное название — Ревель, с 1918 г. — Таллин, столица Эстонии. .

Ничто не бывает столь бесконечно тихим, как ожидание на море в тумане. Ты прислушиваешься к ходу больших морских судов — они могут внезапно появиться, а ты даже не услышишь вовремя шум воды, рассекаемой изогнутыми боками, чтобы включить мотор, посторониться и спастись, — почему они не гудят?..

«Надо было взять с собой компас, — думала Юнна, — море совершенно спокойно, никакого ветра нет. Никакого колокола, никакого времени, абсолютно ясно. Я не слышу даже, какая погода… А ко всему прочему, она сидит теперь тут и мерзнет!»

— Возьми весла и погреби немного, согреешься!

Мари вытащила весла из уключин. Вид у Мари с ее тонкой пугливой шеей и спутанными прядями волос надо лбом был плачевным.

— Ты слишком сильно работаешь правым веслом, ты ходишь кругами. Хотя, быть может, это и хорошо.

— Юнна, — спросила Мари, — у тебя там есть хрустящие хлебцы?

— Нет, у меня их нет.

— Моя мама… — начала было Мари.

— Знаю, знаю, у твоей мамы всегда были с собой в запасе хрустящие хлебцы, когда вы собирались выйти в море. Но сейчас у меня, представь себе, никаких хрустящих хлебцев нет.

— Почему ты сердишься? — спросила Мари.

— Я не сержусь, зачем мне сердиться!

Прямо над ними открылся вдруг туннель, проход, ведущий вверх, к ярко-голубому летнему небу — будто когда летишь, хотя ведет туннель прямо вниз.

Наконец раздался гудок парохода, довольно далеко в стороне.

— Хрустящие хлебцы! — высказалась Юнна. — Ну да, конечно… хрустящие хлебцы! Твоя мама была особенно оригинальна, когда дело касалось хрустящих хлебцев. Она ломала их на крохотные-прекрохотные кусочки, складывала их рядом и намазывала масло на каждый кусочек. Это продолжалось целую вечность. А я только и делала, что ждала, когда освободится нож для масла. И она делала так каждое утро, каждый день и каждый год, пока жила с нами!

Мари сказала:

— Ты могла бы завести второй нож…

Огромная, просто гигантская тень поднялась из тумана и вплотную проскользнула мимо, словно стена, сотканная из мрака. Юнна бешеным рывком включила мотор, запуская лодку, и снова выключила его; мало-помалу волны улеглись и настала полная тишина.

— Ты испугалась?

— Нет! Не успела. Кстати, — продолжала Мари, — твоя мама отличалась особым умением печь хлеб. Она то и дело посылала тебе свои коврига и всякий раз при этом звонила в семь утра и болтала целый час. Хлеб из непросеянной пшеничной муки. Когда ковриги плесневели, мы называли их зеленое слабительное.

— Ха-ха, как весело! — сказала Юнна. — И если уж разговор зашел о мамах, то, к слову сказать, твоя мама позволяла себе жульничать, когда играла в покер.

— Возможно. Но ей ведь было уже за восемьдесят…

— Ей было восемьдесят восемь, когда она плутовала, — никуда не денешься.

— Ну ладно, ладно, ей было восемьдесят восемь. В таком возрасте уже многое позволительно…

— Ничуть, — серьезно возразила Юнна. — В таком возрасте можно уже научиться уважать своего противника. Твоя мама обманывала безудержно, и хорошо, что ты это признаешь. Она не принимала меня всерьез, а это необходимо в честной игре… Работай немного сильнее левым веслом.

В самом деле стало очень холодно. Туман проплывал над ними, и как будто сквозь них, все такой же непроницаемый. Юнна вытащила крючки из коробки на корме; можно выудить на эти крючки треску, когда день будет клониться к вечеру. Но отчего-то им не хотелось удить на крючки.

Они застыли в ожидании.

— Странно, — сказала Мари, — когда вот так сидишь, приходят в голову самые разные мысли. Который час?

— У нас никаких часов нет. И никакого компаса.

— Что касается мам, — продолжала Мари. — Есть один вопрос, который я никогда не осмеливалась задать. Собственно говоря, из-за чего вы постоянно ссорились? Мама говорила, что ветер дует с северо-запада, а ты тотчас возражала, что всего лишь с севера. Или с северо-северо-запада, или с юго-северо-востока. Так вы и продолжали, я знала, что в самой глубине души вы ссорились совсем из-за других вещей, очень важных! Даже опасных!

— Разумеется, так и было, — ответила Юнна.

Мари перестала грести. И очень медленно проговорила:

— В самом деле? А не пора ли объяснить наконец, из-за чего вы ссорились? Будь откровенна. Нам необходимо поговорить об этом.

— Хорошо! — ответила Юнна. — Прекрасно! Видишь ли, твоя мама все время, год за годом, таскала тайком мои инструменты. Она не умела точить ножи, она ломала один нож за другим. Не говоря уж о стамесках! Не говоря уж о всех тех прекрасных инструментах, что полжизни рядом с тобой, что так и ложатся в твои руки, и ты не можешь без них обойтись… А тут появляется некто, кто ничего не понимает и не уважает, кто-то, кто распоряжается этими драгоценными вещами так, будто это ножи для консервных банок! Конечно, конечно, я знаю, что ты скажешь — ее маленькие кораблики были настоящим произведением искусства, но почему она не могла раздобыть себе собственные инструменты и ломать их себе на здоровье?!

Мари ответила:

— Да. Это было плохо! Очень плохо!

Она снова начала грести и через некоторое время подняла весла, чтобы удобнее было говорить.

— Это была твоя вина; она перестала делать кораблики.

— Что ты имеешь в виду?

— Она увидела, что ты делала их лучше.

— И теперь ты сердишься?

— Не будь тупицей, — ответила Мари и снова принялась грести. — Иногда ты сводишь меня с ума!

Они не заметили, когда туман отправился дальше в путь; долгий летний туман покатился к северу, чтобы прогневить обитателей шхер. И в один миг море стало свободным и голубым, и они причалили довольно далеко от Ревеля. Юнна запустила мотор. Они вернулись обратно на свой остров совсем с другой стороны света, и остров показался им совершенно не таким, как обычно.

Часть водного пространства, достаточно глубокая для судоходства (голл.).

Город и порт на Балтийском морс. В 1219–1917 гг. официальное название — Ревель, с 1918 г. — Таллин, столица Эстонии.