Маргарет Дрэббл - Камень на шее. Мой золотой Иерусалим

— Боже мой, посмотри, какая чудесная пара!

Рози, повернув голову, уставилась, потом рассмеялась и сказала:

— Господи помилуй, ну и представления у тебя! Я бы в жизни не согласилась такой быть, даже за сто фунтов.

Три раза в день они ели в лицейской столовой, и еда вызывала немало возгласов. Хорошо хоть нет Уолтера с его шуточками, думала Клара, он бы тоже нашел что сказать. Обычай пить кофе из огромных чашек все дружно сочли очаровательным, но остальная экзотика пользовалась куда меньшим успехом. Количество чеснока вызывало сильное недовольство, обилие растительного масла — множество кислых гримас, а глубочайшее, скандальное негодование, с которым была встречена появившаяся однажды на обед колбаса, привело Клару просто в восторг. Колбаса была жесткая, узловатая, очень сильно наперченная, в ней сплошь попадались хрящи и комья сала — полная противоположность однородному, нежному, мелкозернистому фаршу английских колбас; получив такое, ряды шестиклассниц буквально онемели от ужаса. Все молча попробовали, попытались прожевать и с молчаливым отвращением отодвинули на край тарелки. У Клары колбаса вызвала такое же тошнотворное омерзение, как и у всех, однако она ее съела. Мелко порезала, старательно прожевала и съела. И когда девочки развернулись в ее сторону, спрашивая:

— Тебе что, по-нра-ви-лось?! — она, глотая из последних сил, ответила с торжествующей улыбкой:

— А что? По-моему, вполне съедобно.

Настал их предпоследний день в Париже, и Клара наконец мысленно сформулировала свое заветное желание: увидеть ночной Монмартр. Желание особенно сильное оттого, что им советовали держаться от Монмартра подальше. Клара плохо представляла, что это вообще такое и чего там можно ожидать, ей просто хотелось пойти туда, куда ходить запретили. И вот в предпоследний день, ободренная ранее сошедшими с рук отлучками и самостоятельными вылазками, она попыталась уговорить кого-нибудь из своей компании прогулять вечером «Мещанина во дворянстве» и отправиться с ней. Но никто, к ее удивлению, не согласился. Клара надеялась, что уж Рози-то наверняка соблазнится — с ее вечным стремлением все в этой жизни хоть раз попробовать, но Рози Лейн отказалась, сославшись на головную боль, а Джэнис таинственным голосом, будто сообщала о чем-то неприличном, одной ей ведомом, стала говорить, что Клара просто с ума сошла, если собралась туда отправиться, там же ужас что делается, там такие страсти творятся, что Кларе, глупышке, и не снилось, и если она туда пойдет, с ней может случиться что угодно.

— Что? — спросила Клара. — Что именно может со мной случиться?

— Что угодно, — повторила Джэнис, загадочно качая головой так, будто знает, но не скажет.

Поэтому вечером, после ужина, Клара вышла из лицея одна, села в метро и доехала до станции «Площадь Пигаль» — это было единственное знакомое ей название на схеме парижского метрополитена.

Поднявшись наверх, она окунулась в мягкую, темную, залитую огнями ночь; у Клары перехватило дыхание, она крепче прижала к себе висевшую на плече пластиковую сумочку. Вокруг было в каком-то смысле то, ради чего она сюда приехала. Горизонт заслоняли огромные картонные фигуры обнаженных женщин, в синем воздухе горели зеленые, красные и желтые огни. На улицах было многолюдно, все разговаривали, медленно куда-то шли, останавливались поговорить, двери баров были распахнуты, тротуары напоминали магазины или, может, магазины выехали на тротуары. Со всех сторон из музыкальных автоматов, из радиоприемников лилась негромкая, веселая, коварная музыка, и казалось, все, все до единого из сотен людей вокруг стеклись сюда в поисках развлечений — развлечений бездумных, неуловимых, неопределенных, всепоглощающих. Она смотрела на все это, не в силах сдвинуться с места, словно зачарованная каруселью обнаженных тел, огней, людей, реклам, и недоумевала, чего же ей следовало бояться. Бояться здесь, в ярко освещенном многолюдстве, было абсолютно нечего. Клара сама удивлялась, что ей не страшно, ведь все и все, от руководительницы поездки и Джэнис до Клариного собственного воспитания, пытались внушить ей, что она должна испытывать страх. Она видела, что ничего с ней не случится, что здесь нисколько не опасно, а если бы и было опасно, так еще и лучше, и Клара медленно направилась по улице, не избегая взглядов встречных, сама встречаясь с ними глазами и поеживаясь, несмотря на теплый апрельский воздух, от трепетной, желанной, надуманной тревожности. Поеживалась, как будто шла обнаженной.

Шла она минут десять, а приметив очередное совершенно безобидное на вид кафе, уселась за столом на тротуаре и заказала себе кока-колу. Кларе хотелось заказать что-нибудь покрепче, но она не осмелилась. Ее мужество было не безгранично. Она смотрела на людей за столиками и думала, сколько же лет нужно за ними наблюдать, чтобы научиться отличать, где студентки, а где проститутки — в поле ее зрения совершенно очевидно попадали и те и другие. Клара открыла захваченный с собой томик Бодлера и попыталась читать, но вскоре услышала:

— Mademoiselle, je peux? [52] Мадемуазель, вы позволите? ( фр. ) — и увидела обращающегося к ней мужчину.

Клара кивнула, ибо, к стыду своему, только кивнуть и могла, и мужчина уселся за ее столик. Он улыбнулся Кларе, она улыбнулась в ответ. Он был молодой и довольно симпатичный; Клара подумала, что могло бы выйти гораздо хуже. Он спросил Клару по-французски, не немка ли она; Клара ответила, что нет, англичанка.

— Ah, ah, Anglaise [53] A-а, англичанка ( фр. ). , — сказал он, понимающе кивая головой, словно ему это много о чем говорило. Клара мгновенно увидела, что он глуп. Он несколько секунд придумывал следующую фразу и наконец сказал:

— Moi, je suis Italien [54] А я итальянец ( фр. ). .

— Ah, oui, — вежливо ответила Клара, давая ему передышку, — Italien [55] Понятно… итальянец ( фр. ). .

Сделав напряженное усилие, он спросил:

— Vous êtes étudiante? [56] Вы студентка? ( фр. )

— Oui [57] Да ( фр. ). , — пошла ему навстречу Клара.

— Vous venez de Londres? [58] Вы из Лондона? ( фр. ) — обрадованно, с надеждой спросил он.

— Non, non, du Nord de l'Angleterre [59] Нет-нет, я с севера Англии ( фр. ). , — ответила Клара. Она поражалась, каких трудов ему стоило поддерживать разговор, ей было его жаль; глядя на его мучения, можно было подумать, что он сочиняет по меньшей мере сонет.

— C’est très grand, Londres [60] Лондон очень большой ( фр. ). , — произнес он, не в силах переварить последнюю Кларину фразу.

— Oui, trè grand [61] Да, очень большой ( фр. ). , — согласилась она и любезно спросила: — Et vous, d’ou venez-vous? [62] А вы сами откуда? ( фр. )

— Da Milano, — ответил он и с готовностью добавил: — Milan, c’est au Nord de lltalie. C’est amusant, moi je viens du Nord de l’ltalie, et vous venez du Nord de l'Angleterre. C’est amusant [63] Из Милана. Милан — это на севере Италии. Забавно, я с севера Италии, а вы с севера Англии. Забавно ( фр. ). . — Он засмеялся.