Томас Мартинес - Он поет танго

Виолета провела пятнадцать собеседований и осталась недовольна всеми претендентками: одни слишком много ели, другие обращались с ней как с недоразвитой девочкой, кто-то просил два свободных дня в неделю. Однако последняя, явившаяся тогда, когда старушка уже потеряла всякую надежду, даже превзошла ее ожидания: это была девушка прилежная, молчаливая и, казалось, обладающая таким стремлением услужить, что — по словам девушки — предпочитала выходить из дому только в случае необходимости, раз в две недели за покупками. Она предъявила безупречные рекомендательные письма: первое было написано капитан-лейтенантом, который выражал «свою благодарность и восхищение подательницей сего, которая в течение четырех лет заботливо ухаживала за моей матушкой вплоть до ее кончины»; второе письмо было от капитана второго ранга, который был обязан сиделке выздоровлением супруги.

К тому же Маргарита Лангман обладала преимуществом веры: она была богобоязненной иудейкой. Виолета впала в зависимость от нее, подобно паразиту. Никто и никогда не предупреждал ее желаний. Маргарита предчувствовала их раньше, чем они появлялись. Почти каждую ночь, когда старушка наблюдала созвездия, девушка простаивала рядом с ней на ногах, подкручивая колесики телескопа и объясняя хозяйке незаметные глазу перемещения Южного креста. Казалось, у нее сделана прививка от усталости. Когда девушка не находилась при Виолете, она занималась посудой или шила. По телевизору и по радио без конца передавали предупреждения правительства, которые усиливали в обеих женщинах недоверие к чужакам: «Знаете ли вы, где сейчас ваш сын?», «Знаком ли вам человек, звонящий в вашу дверь?», «Вы уверены, что за вашим столом не сидит враг государства?». Виолета была женщина хитрая и полагала себя способной с первого взгляда распознавать двуличных людей. И хотя она испытывала к Маргарите инстинктивное доверие, ее настораживало, что девушка уклончиво отвечает на расспросы о семье и что ни один из родственников — Маргарита говорила, что у нее их двое, — не приходит к ней и не звонит по телефону. Виолета боялась, что ее сиделка — не такая, какой кажется. Теперь, когда старая дама познала счастье настоящего общения, она не могла себе представить жизни в одиночестве.

Однажды утром, когда Маргарита отправилась на рынок закупить продуктов на две недели, Виолета решила обыскать ее комнату. Умение тайно исследовать имущество своей соседки в клане Мидгаль или содержимое сумочки продавщицы в церковной лавке Катамарки не раз позволяло ей вовремя предотвратить кражу или клевету в свой адрес. Однако на сей раз, через несколько минут после того, как Виолета отперла дверь и едва-едва успела рассмотреть опрятную постель с вышитыми подушками, несколько книг на ночном столике и чемодан на платяном шкафу, она услышала шум открывшейся входной двери; пришлось отступить. Теперь старушка сожалела о том, что выдала Маргарите весь набор ключей, но куда ей было деваться? Врач предупредил Виолету, что еще одно падение может приковать ее к постели, а в этом случае она вообще поступала в полное распоряжение своей сиделки. Лучше было испытать ее, пока этого не произошло.

Я забыла шаль, сказала Маргарита. К тому же на рынке было слишком много народу. Я лучше вечером схожу. Мне не хочется оставлять вас надолго одну.

Всю следующую неделю Виолета приходила в раздражение, даже заслышав, как Маргарита моет посуду. Она платила девушке сто песо в месяц, и каждый сентаво напоминал ей о своих юношеских муках. Виолета ненавидела энергию, с которой Маргарита могла сновать по дому до самой поздней ночи — притом что ей самой оставалось только выжатое израненное тело. Она не могла выносить Маргариту с книгой в руках, потому что ей самой не разрешали держать книгу в руках, пока она не стала свободной — в двадцать лет, когда ничто уже не вызывало у нее любопытства. Ей не нравилось, как девушка на нее смотрит, форма ее головы, растрескавшиеся руки, монотонность ее голоса. Но больше всего Виолету угнетала невозможность остаться дома одной и раскрыть все тайны своей сиделки.

Уже очень давно, рассказывала Альсира, старая дама мечтала о покупке золотого могендовида с бриллиантами. Необходимость проверить Маргариту наконец-то заставила ее решиться. Все еврейские девушки мечтают о такой вещице, и когда сиделка ее увидит, ей станет завидно. Да неужели Виолета не постигла лучше всех тайны человеческого сердца? Сгорая от нетерпения, она вызвала на дом ювелира с улицы Либертад и обсудила с ним, миллиметр за миллиметром, внешний вид и стоимость тяжелой звезды, изготовленной из золота высочайшей пробы, с бриллиантами голубой расцветки на каждом из шести лучей, и чтобы она висела на цепи с массивными звеньями.

Как-то утром в декабре ювелир известил, что могендовид готов, и предложил его доставить, однако старушка отказалась. Будет лучше, ответила Виолета, чтобы за драгоценностью зашла Маргарита. Это был ее шанс удалить девушку из дома на два или даже на три часа. На эту тему между двумя женщинами разгорелся жаркий спор. Сиделка настаивала, что оставлять Виолету в одиночестве на такой долгий срок — неосторожно, а хозяйка выдумывала причины, по которым Маргарита должна была выйти из дома.

Лето близилось, и на улице стояла адская жара. Сквозь балконные ставни Виолета следила за тем, как ее сиделка уходит все дальше по проспекту Корралес постановке сто пятьдесят пятого автобуса. Старушка видела, как Маргарита повязала на голову платок, закрывавший пол-лица, и спряталась в тени дерева. Раскаленный воздух плавился над брусчаткой. Наконец подъехал автобус. Виолета удостоверилась, что Маргарита в него села, потом выждала десять минут и только тогда, гордясь своей победой, вошла в запретную комнату.

Виолета даже не притронулась к книгам на ночном столике. Ни одна из них не представляла для нее интереса. В шкафу она обнаружила несколько платьев, развешанных по цвету, двое брюк и две рубашки. Если Маргарита что-то скрывала, искать следовало в чемодане, который лежал на шкафу, вне досягаемости старой дамы. Как спустить его вниз? Ни одно из решений не устраивало Виолету. В конце концов она вспомнила о стоящей в библиотеке стремянке на колесиках, на приобретении которой настояли архитекторы, строившие дом.

Публичный дом не обучил Виолету чтению, но обучил другим полезным вещам: недоверию, краже со взломом, пользованию отмычками. Старушка сама удивилась той легкости, с которой, взобравшись на четвертую ступеньку, опершись на шкаф, она смогла отомкнуть замок на чемодане и поднять крышку. К своему разочарованию, она обнаружила там лишь несколько ночных рубашек и фотоальбом.