Альберто Васкес-Фигероа - Океан

Наконец она доползла до Айзы, бросилась к ее ногам и обхватила их с таким отчаянием и страстью, с какой утопающий хватается за соломинку.

— Благослови меня! Благослови меня! — завыла мама Ша в исступлении.

От всех пережитых волнений месячные у Айзы начались на пять дней раньше. Аурелия же чуть не лишилась чувств: впавшая в неистовство негритянка, которая, очевидно, чего-то хотела от ее дочери, стала последней каплей для и так уже смертельно усталой и морально опустошенной женщины.

Тогда ситуацию спас Марко Замбрано. Каким-то чудом он уговорил маму Ша отпустить ноги Айзы и помог той вернуться в кресло. Затем он, как мог, постарался успокоить Аурелию, которая, желая защитить дочь и вооружившись сковородкой, готова была уже броситься на маму Ша.

— Но разве вы не понимаете? — отдышавшись, спросила наконец мама Ша. — Не понимаете? Эта девочка избрана Элегбой. Этого нельзя не увидеть, нельзя не почувствовать. Только один раз более двадцати лет назад я видела нечто подобное. Только один раз в жизни я видела человека, которого отметили боги. Но та девушка не обладала и половиной той власти, которая есть у вашей дочери. — Она простерла руки над столом. — Хотя бы к моей руке прикоснись, маленькая! Прикоснись, чтобы я могла спокойно умереть.

Однако вместо нежного прикосновения Айзы она получила шлепок от Марко Замбрано, который грубо перехватил ее руки.

— Пойдемте! — громко сказал он. — Разве вы не видите, что напугали их? И не рассказывайте никому о ней, хорошо? Вряд ли ей понравится, что люди будут при ее приближении бросаться на колени.

— Но она должна к этому привыкнуть! — возразила мама Ша как ни в чем не бывало. — Или нет?

Айза лишь молча покачала головой.

— Но как это возможно? — не унималась мама Ша. — Разве тебе никто не говорил, что ты избрана богами?

— Прекратите нести чушь! — закричала Аурелия. — Что за ерунду вы несете?! Какие еще боги, какое еще избрание?! Мою дочь никто и никуда не выбирал! Она просто чересчур развита для своего возраста, вот и все!

— Как вы можете такое говорить? Вы с ума сошли!

— Да нет, это вы сумасшедшая!..

— Мама Ша! — вклинился в перебранку Марко Замбрано. — Почему вы позволяете себе вести себя подобным образом в моем доме? Почему оскорбляете мою гостью, называя ее сумасшедшей? Я никогда не думал…

— Да, нужно быть сумасшедшим, чтобы отвергать благословение небес! И только сумасшедшая станет утверждать, глядя на избранницу богов, что она всего лишь развита не по годам! — прервала его мама Ша. — Да это заметит даже самый бестолковый… — Она снова пристально, с осуждением посмотрела на Марко Замбрано: — Разве ты не видишь?

Замбрано было нечего возразить. Впрочем, даже Аурелия никогда не понимала до конца свою дочь, поведение которой, положа руку на сердце, часто считала странным. Мама Ша, в ответ на свой вопрос получившая лишь настороженное молчание, поняла, что победила, и продолжала с еще большим напором:

— В моей стране тебя бы сделали царицей, а на Гаити тебе бы поклонялись как богине. Но гаитяне люди плохие, дочка. Держись от них подальше, потому что они превратили кристально чистые воды магии вуду в кровавую реку, отделив ее от природы и заставив служить себе. Ты свет, а они захотят превратить тебя во владычицу тьмы. — Она бросила на Айзу полный обожания взгляд. — Когда ты прибыла на Басе-Терра, дочка?

— Три дня назад.

— Три дня! — возбужденно воскликнула мама Ша. — Мое сердце меня не обмануло. Вот уже три дня, как мои мысли неотступно связаны с этим домом. Что ты здесь делаешь?

— Позирую дону Замбрано.

Мама Ша подскочила, будто змея впилась ядовитыми зубами прямо в ее необъятный зад, и закричала так, что все присутствующие невольно вздрогнули.

— Нет! Никто не имеет права тебя рисовать! — Она резко повернулась в сторону Марко Забрано: — И ты тоже сумасшедший! Она не может быть нарисована! Иначе на тебя обрушится гнев Элегбы.

— Вы меня, конечно, извините, но я уже по горло сыт вашими глупостями, мама Ша, — последовал весьма неучтивый ответ. — Не вынуждайте меня быть грубым! Или вы ведете себя прилично, или я буду вынужден попросить вас уйти.

— Прилично! — презрительно выплюнула мама Ша. — Что знаешь ты о приличиях? Что знаешь ты о жизни вообще, если не можешь даже разглядеть на лице девочки божественную печать? Ты все равно не сможешь передать на картине ее суть, так зачем тогда стараешься? Знаешь, что бы у тебя в итоге получилось? Жалкая карикатура! Вот так! Да, сеньор. Ты бы написал карикатуру на дочь Элегбы, и люди бы после этого разочаровались в твоем таланте. Они бы смотрели на нее и не видели в ее глазах божественного света! — Она обвела руками контуры тела Айзы, которая, как зачарованная, слушала ее. — Разве ты можешь ощутить ауру, которая ее окружает? А если да, скажи, как ты собираешься передать все это на полотне… — Она несколько раз мотнула головой, словно прогоняя наваждение. — Ты не должен рисовать ее. Никогда не рисуй, ибо в противном случае тебя настигнет проклятие Элегбы.

Говорила мама Ша с такой убежденностью, что присутствующие стали впадать в странное, похожее на транс состояние и в конце концов даже поверили ей. Первой пришла в себя Аурелия. Она тряхнула головой, сбрасывая оцепенение, и воскликнула:

— Хватит! Мы пересекли океан и перенесли столько бед не для того, чтобы теперь выслушивать глупости. Мы хотим жить нормальной жизнью. Мы хотим покоя, хотим работать и зарабатывать на жизнь честным трудом и никого, слышите, никого не бояться. Большего нам и не надо! Почему вы пристали к моей дочери? Она не хочет быть ни избранницей богов, ни хозяйкой дона! И она не желает говорить с мертвыми. Она хочет лишь одного, чтобы ей позволили оставаться нормальным человеком, таким, какой и должна быть девушка ее возраста.

Мама Ша попыталась было что-то сказать, однако Марко Замбрано жестом прервал ее и взялся за спинку кресла, чтобы помочь ей встать.

— Я прошу вас, пожалуйста, уходите! — сказал он тоном, не терпящим возражения. — Умоляю вас, не говорите ничего больше. Приходите завтра или когда еще захотите. Тогда все успокоятся, и мы сможем нормально поговорить.

Мама Ша, похоже, поняла, что настаивать дальше бессмысленно. Она долгим, тяжелым взглядом окинула Айзу, у ног которой ползала несколько минут назад, подобрала свою сумку и нехотя, тяжелой походкой двинулась к выходу. Было видно, что ей стоило неимоверных усилий уйти из дома.

В течение нескольких минут, показавшихся Аурелии, Айзе и Марко Замбрано бесконечными, они не могли произнести ни единого слова. Наконец Марко налил себе остывший кофе и печально произнес:

— Я сожалею…

— Вы не виноваты.