Славомир Мрожек - Валтасар

Иногда доходов от рисунков не хватало мне даже на еду. Я старался как-то пополнить свой бюджет, прибегая к разным способам, легальным и нелегальным. К нелегальным относилась торговля сигаретами. Отец еще получал пайки из американских подарков в виде сигарет «Lucky Strike», но ясно было, что скоро это кончится, поскольку с приходом социализма кончилось все. Отец курил только свои, польские, а я собирал американские, чтобы затем продать их на улице втридорога. Первый опыт прошел гладко. Я отправился к Главпочтамту с сигаретами, упрятанными в маленький чемоданчик, и с колотящимся сердцем продавал их случайным прохожим. Вторая попытка завершилась фиаско. Только я показался у Главпочтамта, ко мне подошел какой-то мужчина и недвусмысленно дал понять, чтобы я «у…вал» куда подальше. Оказалось, что на Главпочтамте — да и не только там — орудовала мафия и пресекала конкуренцию. На том и пришел конец моей нелегальной деятельности.

Я встретил соученика — его отец держал на Звежинецкой улице маленькую закусочную для алкашей и искал кого-нибудь, кто оформил бы для него меню. Судя по каракулям хозяина и уровню графики на листочках с перечнем блюд, помощь требовалась незамедлительно. Я соорудил меню и получил обед.

По знакомству меня приняли в театр статистом. Театр помещался на Скарбовой, в зале профсоюзов. Играли какую-то пьесу Леонова. Вот ее содержание: Советский Союз, 1941 год. На сцене — тюремная камера на оккупированной немцами территории. Разные представители советского общества ждут расстрела. Среди них — героическая учительница, кулак — он теперь обнаружил свою кулацкую сущность, но, тем не менее, его тоже должны расстрелять, — другие несчастные и я, фигура эпизодическая. Умирающий, в лохмотьях, лежу на полу. Учительница стоит. Но что это? Вместо фашистских гадов появляются советские партизаны. Какая радость для узников! Я вскакиваю и, шатаясь от слабости, иду к зарешеченному окошку. Разыгрываю бессловесную сцену, в то время как советский партизан с пэпэша [81] ППШ — пистолет-пулемёт Шпагина, разработанный советским конструктором Георгием Шпагиным, активно использовался в Великой Отечественной войне. Был принят на вооружение в 1941 году и снят с вооружения в 1951 году. распахивает дверь и дарует нам свободу. Учительница выходит первой, за ней остальные, и последним — я. По дороге вспоминаю о сильных впечатлениях недавних минут, когда, лежа перед учительницей, заглядывал ей под юбку.

Спектакль, очевидно, делал хорошие сборы, поскольку играли его довольно долго, главным образом, для школьников. Ставил спектакль Эдек Рончковский, артист Театра юного зрителя (позже — мой сосед за стенкой, вспоминаю его с большой теплотой). Эдек поручил мне роль изможденного бедолаги, потому что к тому времени я и вправду изрядно отощал.

В жизни a la kloshard [82] Как клошар (франц.) Во Франции клошар — бродяга, бездомный (примерно то же, что «бомж» в России). есть, кроме прочего, и свои прелести. Она очень разнообразна и полна забавных ситуаций. Как-то раз я зашел в мастерскую Тадеуша Бжозовского. Не помню, о чем мы говорили, когда Тадеуш заметил, что я прихрамываю на левую ногу, и поинтересовался причиной. Я не считал, что это может быть кому-нибудь интересно, к тому же на мне были безобразные, совершенно развалившиеся ботинки и дырявые носки. Тадеуш, однако, потребовал показать ему ногу. Я снял ботинок и носок. Левая стопа, очень грязная, сильно опухла. Была уже поздняя ночь, но Тадеуш настоял, чтобы мы немедленно отправились в дежурную больницу. Пока я ожидал приема, рядом пьяный железнодорожник, которому отрезало обе ноги, лежа на носилках, монотонно повторял: «Сука, сука». При осмотре у меня констатировали заражение крови и стали готовить к срочной операции. В процедуру входила горячая ванна, о чем до сих пор вспоминаю с наслаждением. Познакомился я также с эфиром — теперь уже устаревшим средством для обезболивания: после него в сознание возвращаешься очень долго и сопровождается это тяжелой рвотой.

Словом, меня прооперировали. Еще с неделю я пролежал в тесном бараке с шестью пациентами разного возраста. Писал какое-то заявление для неграмотного парня и наслушался рассказов, каждого из которых хватило бы на роман. Телевизоров тогда в больницах не было, и пациенты убивали время в разговорах.

Не забывал я и об учебе. На этот раз место архитектуры должна была занять «чистая» живопись. Толчком послужила встреча с Тадеушем Бжозовским, но тягу к живописи я испытывал со школьных лет. Сразу после войны я прочел несколько книг Тадеуша Бой-Желенского [83] Тадеуш Бой-Желенский (1874–1941) — поэт, переводчик, публицист, литературный и театральный критик. . Образ Кракова XIX века и первой половины следующего, до сентября 1939 года, сохранился во мне навсегда, но произошло смещение во времени. Мне казалось, что ничего не изменилось, тогда как на дворе стоял уже не XIX век, а 1950 год. Мне же все снились пелерины декадентов, Гавелка [84] Антоний Гавелка (1840–1894) — известный в Кракове ресторатор, основатель ряда популярных краковских кафе с изысканной кухней, пользовавшихся большой популярностью в требовательном кругу профессуры Ягеллонского университета и артистической богемы. , академики, изображенные Бой-Желенским, Моджеевская [85] Хелена Моджеевская (1840–1909) — крупнейшая польская актриса, выступала в Кракове и Варшаве, в 1876 г. эмигрировала в Калифорнию. — словом, Краков, не тронутый временем. И с такими мыслями я собирался сдавать экзамены в Краковское художественное училище, уже переименованное к тому времени в Государственное высшее художественное училище.

Собрания по четвергам у Влодеков продолжались. Я уже не так робел, как вначале. Со временем начал писать для нас с Лешеком короткие сценки — абсурдные мини-спектакли, требующие минимума технических средств. Мы с ним были равноправными исполнителями, клоунами — но клоунами «серьезными». Думаю, наши представления превосходили уровнем нынешние развеселые ток-шоу, в которых актеры из кожи лезут, стараясь в своем шутовстве слиться со зрителем. Нашу скромную по количеству публику отделяла от нас лишь условная линия. Однако тогда еще не стремились, как сейчас, заставить зрителей участвовать в представлении вместе с исполнителями, актерами были только мы.

Об этом вспоминает Анджей Клёминек в книге «Жизнь в „Пшекруе“», посвященной еженедельнику «Пшекруй», — монографии, вышедшей в издательстве «Искры» в 1998 году. В свое время я публиковался на страницах «Пшекруя», но не как фельетонист, а как график.

Наступил июль 1950 года.

Сегодня, когда обилие информации — дело обычное, трудно представить, насколько неожиданным для всех было известие о рождении Новой Гуты [86] Новая Гута — исторический район Кракова на левом берегу Вислы; в 1949 г. там началось городское строительство, а в 1950-м — в рамках «шестилетнего плана» индустриализации страны — строительство большого металлургического комбината. , о чем торжественно объявили на съезде Польской объединенной рабочей партии в Варшаве. Разумеется, решение о новостройке носило политический и военный характер и было принято не без участия Москвы. Но мы ограничимся Краковом и его жителями.