Виктория Платова - Немекитепá

А «поехали кататься» вовсе не означает погрузиться в его респектабельную тачку с кожаным салоном, панорамным люком и GPS-навигацией, в гробу она видела навигацию. У Марики есть кое-что покруче всех самых крутых тачек — мопед, следовательно и катаются они на мопеде. Еще у Марики есть рюкзак, плейер с альбомом Сплинов «Реверсивная хроника событий», ник в интернете «koshkyzaebalivashipostu», русско-испанский разговорник, старомодные мужские ботинки, перчатки без пальцев, маленький фарфоровый сфинкс. Не женщина с телом львицы, а кот.

Как он до сих пор не разбился — непонятно.

Марика не знает ни одного слова по-испански. Не пользуется дезодорантами, ненавидит духи. Не читает книжек, объедается попкорном в киношке; а после того, как попкорн съеден, облизывает пальцы и произносит свое сакраментальное «трахнемся» без вопросительного знака.

— Прямо здесь?? — шепчет он, с вопросительными у него всегда получается перебор.

— Ну да.

Еще ни одну киношку им не удалось досмотреть до конца.

Невозможно понять, умная Марика или нет. С его женой все ясно — она умная, очень умная. Мудрая, как тысяча змей. С врачом общей практики (той самой, с Коста-Бравы в год дефолта) — тоже. Она глупа, как турецкий барабан, как африканский барабан, как все барабаны на свете. Но вычислять IQ Марики — мартышкин труд. Все равно, что вычислять IQ шахты лифта. Нет, тут нужно что-то такое… гм-м… нерукотворное. Дождь подойдет. Снег подойдет. Избранные места из атмосферных осадков, а также цунами, торнадо, сели, самумы, оползни, землетрясения и камнепад. Мысль о стихийных бедствиях (Марика — стихийное бедствие, вот оно что!) тотчас же тянет за собой другую —

Хоть бы ты умерла.

Оказалась похороненной под селевым потоком по имени Марика. Оказалась проглоченной цунами по имени Марика. Оказалась раздавленной оползнем по имени Марика. Тогда бы все решилось само собой. Рассосалось ко всеобщей радости. И ему не пришлось бы чувствовать себя подлецом, стоя перед женщиной, с которой прожил двенадцать лет. Которая всегда была нежна с ним, поддерживала в самые трудные годы. Не дала сорваться в штопор в самый кошмарный месяц, самый невыносимый день, когда они потеряли ребенка.

Да и что он может сказать ей? Я полюбил другую. Ей девятнадцать. Да-да, мне тридцать четыре, а ей девятнадцать, но разве это что-то меняет?

Ничего.

И возраст здесь не при чем.

И он не знает точно сколько Марике лет. «Девятнадцать» — его предположения, плюс-минус, допустимая погрешность, сама же Марика не особенно распространяется на этот счет. Она вообще ничего не рассказывает о себе и не слишком-то интересуется его жизнью вне киношки, мопеда, дешевых забегаловок, где она вынимает свои палочки; вне секса, который почему-то всегда выглядит экстремально. Обручальное кольцо на пальце — Марика не проявила к нему никакого интереса. Она понятия не имеет о существовании Жака Бреля, но не знать о существовании обручальных колец — противоестественно. Или ей просто начихать на его несвободу? Или она просто не берет в расчет других женщин, искренне полагая, что она — единственная?

Все может быть. Всё так и есть. Вот и он сразу понял: Марика — единственная.

Не единственная в своем роде — просто единственная.

Скажи он ей об этом — ответ был бы однозначным: «koshkyzaebalivashipostu».

В отличие от Марики, ему хочется знать о ней все. Что она делает, когда они расстаются, — делает же она что-нибудь! Следить за ней глупо, — она, наверняка, почувствовала бы слежку, она такая — чуткая. Не-ет, чуткая — его жена. Марике больше подходит слово интуиция. Звериный нюх. Она и есть животное, всякий раз думает он при расставании, тот самый сфинкс, не фарфоровый — настоящий. Его жена — мудрая, змеиноглазая, — не так уж неправа в своем подсознательном ужасе перед «болезнью кошачьей царапины». Вот только случилась болезнь не с ней — с ним. Марика оцарапала его собой, отравила кровь, сепсис уже начался, любовная горячка прогрессирует.

Что же она делает, когда они расстаются?.. Слежку обычно поручают профессионалам. Он тоже мог бы прибегнуть к помощи профессионала. Володи Ливнева, начальника службы безопасности их фирмы. Но Ливнев никогда не нравился ему, мутный тип с мутным прошлым. Он так и видит лицо Ливнева. Губы, больше похожие на края вспоротой консервной банки; они складываются в такую же острую, жестяную ухмылку: «и ты вляпался в шлюшонку, старичок? Что ж, все мы не без греха, я тебя понимаю».

Странно, но гипотетическое «шлюшонка» в контексте Марики вовсе не коробит его. Она и вправду может оказаться шлюхой, сфинксом-шлюхой, она может оказаться кем угодно, — на клиническую картину болезни это не влияет. Ревность куда чудовищнее: злодей Ливнев начнет следить за ней ( сам, без привлечения третьих лиц, дело-то сугубо конфиденциальное). И с Ливневым произойдет ровно то же самое, что произошло с ним, Ливнев сразу поймет:

Марика — единственная.

Последствия трудно просчитать, впрочем… С Ливневым или без — ситуация и так вышла из-под контроля.

— Я бы хотел снять квартиру, — говорит он Марике. — Ты не против??

— Вот еще!

— Подожди… Квартиру для тебя и для меня… Где мы с тобой могли бы жить… Ты бы хотела жить со мной?

— Я и так живу с тобой, -

Марика рассеянно щурит глаза. Марика вообще не дает себе труда сосредоточиться на нем, ее занимает множество вещей: в окружающем пространстве, но больше — внутри нее самой. Только в сексе она концентрируется, и то — ненадолго. Сейчас они находятся в промежутке между предыдущим сексом и последующим, сидят в уличном кафе. Наверное, это последнее в городе уличное кафе, не закрывшееся в связи с предзимьем.

— Нет. Ты не поняла. Жить вместе — не только спать вместе. Мы могли бы не расставаться… Вообще — не расставаться…

— Не будь скучным.

— Жить вместе — совсем не скучно, поверь.

Наверное, его слова звучат не очень убедительно. Да и как можно быть убедительным, если твой личный опыт совместного проживания с другим человеком говорит совсем об обратном? Но с Марикой все будет иначе, чем с его женой. С Марикой его ожидают длинные, упоительно-бесцельные путешествия, черт знает куда, черт знает зачем, Марика и сама — путешествие. Марика — атлас, нет… Марика — целый ворох перемешанных между собой атласов: анатомический, географический, редких минералов, полезных ископаемых, исчезающих животных — керамических и сделанных из фарфора; атлас для начинающих художников, начинающих любовников, исторических морских карт, навигации и демонологии.

— Мы могли бы съездить с тобой куда-нибудь. Где бы ты хотела побывать??

— Нигде.

— Так не бывает.

— Бывает. Мне нравится здесь. А когда разонравится — я найду себе другое место и все будет по-другому. Это как с палочками для еды.