Александр Шелудяков - ЮГАНА

И Югана тоже поднялась, надумав навестить Валентину, жену Саши Гулова.

Не икалось Андрею Шаманову, не предчувствовала его душа, что в этот самый час в Медвежьем Мысе вспоминают о нем Агаша и следователь Григорий Тарханов.

Григорий постучал в дверь сеней, прислушался: скрипнула дверь избы, кто-то осторожно подошел, отодвинул березовый засов.

– Здравствуй, Мариана!

– А-а, это вы… Мамуся ушла к себе в мастерскую. Там она, – махнув рукой в открытую дверь сеней, сказала девушка.

За баней, в центре огорода, стоял старый теплый хлев, рубленный из бревен. Этот зимний «кошарник» приспособила Агаша под мастерскую.

– Ну-ну, проходи, Гриша, гостенек мой дорогой! Руки у меня в липучей глине… Бери сам скамейку и присаживайся, где любо и приютно покажется. Можешь вон к окну, на стул, присесть…

Григорий Тарханов посматривал на Агашу, которая подошла к порогу и принялась полоскать руки в корыте с водой. Следователя заинтересовал гончарный круг довольно любопытной конструкции. «Смесь древности с современностью», – подумал Григорий. Швейная машина с электроприводом была соединена с редуктором, от которого выходил вал к гончарному кругу.

– Настоящая гончарная машина атомного века, – пошутил Григорий.

– Ха-ха, Гришуля! Эта машинка «печатает» у меня деньги! А ведь я чую, пришел ты ко мне с плохой вестью. Нешто опять Афросинья донос на меня состряпала? Так я ей, старой карге, все кишки повымотаю и пуп надорву! Вот еще язва навязалась, а?

– Она не виновата, Агаша. Просто перепугалась старуха, что ты продала ей вместо золотого кольца копеечную безделушку, купленную в магазине ширпотреба…

– Верно, Гриша, в магазине у нас продают «люминиевые» кольца и бронзовые бывают – по рубль с полтиной за штуку.

– Понимаешь, Агаша, неприятность приключилась… Приехал к нам в Медвежий Мыс важный начальник и учинил в райкоме разнос. Попалась ему на глаза, может, кто специально преподнес твое, керамическое изделие. Вот такое, как на стеллажах просушивается…

– Подумаешь, появился начальник-рычальник… Ты сказываешь это про Злисько? У-у, идол, знаю его, из деревенских он. Живет в городе, у старого женского монастыря. Ишь ты, целомудренник нашелся. Курдюк ожиревший, а не мужик… – разносила Агаша заезжего начальника.

– Да нет, Агаша, он прав. Да и мне давно уже кажется, что твоя «фирма» выпускает продукцию не с тем уклоном…

– Как же, Гриша, золотце мое, указ правительства был про то, что народному художницкому промыслу препоны не чинить, в торговле не преследовать и налогом не обкладывать. У меня ведь и вырезка из газеты с этим указом есть. Пошто пришел с плохим известием, а?

– Все так, Агаша, делай художественные изделия из глины, обжигай, раскрашивай свою керамику, продавай на здоровье где угодно и запрашивай цену, какую считаешь нужной. Но вот только необходимо тебе в свои изделия внести русскую скромность… Даже, можно сказать, женскую застенчивость.

– Гриша, так я в трубу вылечу, спрос на товар моментом упадет, ежели на кувшине у голого мужика меж ног будет пустое место…

– Кто тебе, Агаша, художественную форму кувшина изготовил? – спросил Григорий, пропустив мимо ушей Агашино возражение.

– Как кто? Большой художник, у него и диплом есть. Сам Андрей Шаманов отлил из бронзы штамп-форму. Откручу я на гончарном круге кувшин из сырой глины, потом на штампе, из той же глины – шарах! Есть мужик-богатырь и рядом с ним бабеночка что тебе Ева-королева. Пришлепаю это художество к кувшину – порядочек! Пятнадцать рублей за кувшин – только дай, на базаре у пристани керамика моя нарасхват.

Разговор про Агашину «фирму» по производству гончарных кувшинов следователь завел ради заделья, чтоб потом незаметно перейти к более важному делу, ради которого пришел. И вот случай подвернулся.

– Да, Агаша, а что за женщина эта Афросинья?

– Ух ты, нешто не знаешь? Так ведь это она после войны фронтовика Парфена под тюрьму подвела, будто бы тот изнахалил ее. Войну прошел мужик, живым вернулся. А вот эта свинья… Курдюком вертела та Афросинья на всю деревню. Сгубила такого мужика…

– Она принесла мне, Агаша, вот это колечко и это, – вынимая из кармана два кольца, говорил Григорий. – Они по форме одинаковые, не отличишь одно от другого. Сказала, что купила у тебя как золотое, за двадцать пять рублей. А потом будто бы увидела в магазине точно такое же кольцо и купила за рубль с полтиной – напоказ следователю. Рассказала Афросинья и про то, как она пришла к тебе, а ты ее пинком под зад с крыльца спустила, отказалась назад кольцо взять и деньги вернуть.

– Верно, Гриша, проводила я Афросинью за дверь.

Но с крыльца не кидала ее, а только ведром помоев обкатила с ног до головы. Верно и про то говоришь, что золотое кольцо я ей продала…

– Не спорю, Агаша, кольцо действительно золотое ты продала ей, – сказал Григорий и тут же быстро спросил: – Кто тебе отливал недавно кольцо?

– Ах ты кобыла старая, ах ты Афросинья-доносчица, ну я тебе! Вот уж Федя-то присушит тебя к гробовой доске на кладбище.

– Так, значит, Федор Романович, парусный цыган, отливал тебе кольцо?

– Бог с тобой, Гришенька, ягодка ты моя, ничего мне Федя не отливал, не впутывай доброго человека.

– Агаша, кольцо я посылал в Томск на экспертизу. И понимаешь, тот процент золота, который присутствует в кольце, оценивается в семьдесят пять рублей, по нынешним ценам на драгоценные металлы. Так что ты продешевила…

– Хо-хо, вот учудила старая карга. Гриша, а про это знает Афросинья?

– Получился смех и грех, Афросинья закатила мне скандал. Говорит: «Раз ты расследователь, то и должен правду отыскать, спекулянтку наказать. А деньги мне хоть сейчас свои отдавай и забирай кольцо. В Москву буду жаловаться!»

– Ах шельма, вот навязалась на меня, вырвикурья душа…

– Я отдал ей деньги. А потом и говорю: так и так, экспертиза дала такое заключение. Ну и зашарахалась тут Афросинья: «Верни мне колечко! Жулики вы все тут, заодно с Агашей мошенничаете».

– Ай молодец, Гришуля, ну и рыцарь же ты мой удалой! Так этой старой потаскухе и надо…

– Услуга за услугу, Агаша: кто отливал золотое колечко, а?

– Ой, Гриша, да нашла я его на берегу. По воду ходила: волна ширь-ширь по песочку, буль-буль. Смотрю, когда наклонилась ведро на крючок коромысла надеть, блестит что-то. Глазоньки протерла – цап! Золотое колечко!

Понимал Григорий, что в этот раз ничего не выпытать ему у Агаши. А предпринимать что-то надо; необходимо как можно скорее отыскать золотых дел мастера.

Солнечным утром Григорий Михайлович Князев, дядя Иткара, подошел к кузнице, что стоит на окраине Кайтёса, на возвышенном мысе реки, открыл двери, вынул из нагрудного кармана древние яйцевидные часы на золотой цепочке. Кружевные стрелки показывали семь часов утра. Восьмидесятилетний мужчина, знаток стародавних русских обычаев и обрядов, направился к Храму Перуна, что был среди древних кедров, чуть поодаль от кузницы. И ударил в это утро кайтёсовский Троян-колокол всполох. Ударил не тревогой, а радостью.