Александр Шелудяков - ЮГАНА

– Тут я чесал у себя за ухом, царапал затылок, не могу в толк взять: ты прилетел к нам в Улангай как секретарь райкома или как наезжий турист, твой предшественник Дымбеев? – спросил Михаил Гаврилович, пытаясь выяснить: ради чего Виктор Петрович беспокоится, осматривает безлюдный поселок и рассуждает о ремонте пустующих построек.

– Приехал я как рядовой человек и как партийный работник, хочу разобраться и понять: что же происходит на юганской земле, почему из этого края уходили и уходят старожилы, а также новоселы. Раньше, когда я был начальником нефтеразведки, меня все это как-то трогало не так болезненно.

– Вот, зазноби тебя в жаркой бане, товарищ партийный работник! Слушай, мой дорогой Витюша, и не обижайся за резкость на старика. Расскажу я тебе. В Европе, на Украине, там, брат, укрупнение колхозов, мелких деревень великую пользу народу принесло. Это все понятно, и никаких тут споров нет. А вот у нас, на вас-юганской земле, поначалу говорили, что артели и колхозы надо укрупнять. И укрупняли, и кричали до хрипу «ура»; и такие секретари райкомов, как Дымбеев, наверное, рапортовали в обком о досрочном и сверхплановом укрупнении… Вот и докукарекался Дымбеев до того, что вас-юганская земля стала безлюдной. Сшевелили коренных старожилов с места, оторвали от родных стойбищ, и пошли они, милые, вместо деревни – в город, и чихали они на все укрупнения и объединения. Ну, а после этого из Вас-Юганского района и Медвежьемысовского сделали один: укрупнили и соединили – все сразу, махом. И тоже кричали «ура», рапортовали о счастливой жизни в укрупненном районе. И это не спасло. Стали грешить тогда на молодежь, что она у нас не та, как раньше была…

На этом вроде бы и остановились – свалили всю беду на молодежь и на то, что она у нас грамотная, а поэтому и подалась в культурные промышленные центры. А вот теперь, уже много лет, тишина: никто ничего не говорит – не рапортуют больше… Нечего теперь укрупнять и объединять. Грешат еще на то, что тут у нас суровый климат, отдаленный район. А какая, к лешему, тут суровость климата, если в верховье Вас-Югана, в Кайтёсе, помидоры на корню вызревают, а урожай хлеба что на Украине. Посмотри, Витюша, на карту: ведь все плодородные земли верховья Вас-Югана лежат почти на той же самой линии, что и Рига, Томск, Тюмень. Так что климат у нас – куда с добром!

– Да, Михаил Гаврилович, прав ты… И прав во многом. Если бы разумно отнеслись к этой проблеме, то…

– Неужели и ты, Витюша, из дымбеевской породы секретарей, – перебив Виктора Петровича, начал говорить запальчиво дед Чарымов. – Тот ведь много лет сидел в секретарском кресле – разводил руками, охал и ахал, как петух на курице. Вот и прокукарекал весь наш район, поразорил деревни таежные, да и в нефтеразведках была полная неразбериха – ты это все знаешь лучше меня.

– Что было, Михаил Гаврилович, то прошло. Давай думать теперь, как дальше нам жить и что предпринимать в первую очередь, – смотря в глаза старику, спросил Виктор Петрович.

– В первую очередь нужно тебе взять в помощники Сашу Гулова. Ты будешь командовать геологонефтяными делами, а Саша Гулов – сельским хозяйством, промысловопушными делами, и уж он-то знает, как заново обживать нашу юганскую землю…

– Я об этом, Михаил Гаврилович, думал давно уже. Буду пытаться уговорить Сашу Гулова.

– Ково там пытаться… Эта земля ему родная. Согласится.

– Мне, Михаил Гаврилович, говорили, что у вас тут живут дети, которые почему-то не учатся в школе, вроде нет у них возможности и условий? – спросил Виктор Петрович, которому доложил начальник милиции о случившемся чепе в Улангае.

– Верно, есть у нас четыре паренька – Танюшины сыны. Но они у нас учатся в Новгородской Руси. – Сказав это, старик Чарымов выжидательно посмотрел на секретаря райкома.

– Как это в Новгородской Руси?

– Так вот: Кайтёс – это и есть наш Новгород, – ответил гордо старик Чарымов.

– Ну-ну, тогда вопросов нет – все понятно, – обрадованно произнес Виктор Петрович. – Да, но как они попадают туда? Ведь Улангай и Кайтёс считаются неперспективными и заброшенными, и никакого сообщения между ними нет.

– Ноги да лыжи – вот главный транспорт. А ко всему этому у ребят есть вездеход. Так они на нем, начиная с первых заморозков, шуруют в Кайтёс, как на оленьей упряжке по мелкоснежью. Приедут в Кайтёс, поживут, сколько им нужно. Сдадут экзамен за четверть, новое задание получат. Потом обратно сюда, в Улангай. Зимой их не застанешь в поселке. Колесят по тайге, с Юганой, своей главной учительшей. Подолгу, случается, живут в охотничьих избушках и там, что безбородые кочевники, по книгам-учебникам сами себя учат. Все науки школьные самостоятельно воспринимают. Подойдет конец четверти – снова едут в Кайтёс, снова сдают экзамен в тамошней школе. Нынче они у нас досрочно окончили девятый класс. Так-то вот оно бывает… – произнес Михаил Гаврилович и, посмотрев на противоположный берег реки, вслух подумал: – Орлан решил остаться на родине, в Улангае. А вот Карыш, Ургек и Таян в авиацию пойдут, как их отец когда-то. Мечтают они стать космонавтами. Как надумали про это в четвертом классе, так по сей день не передумали. Самолетами, ракетами бредят день и ночь. Само собой понятно: раз в космос решили шагать, то за собой следят строго и учатся в школе старательно.

– Получается, что ребята учатся заочно. Неплохое это дело, – сказал тихо и задумчиво Виктор Петрович.

За два часа до заката солнца прилетел вертолет из Медвежьего Мыса. Проводил Михаил Гаврилович секретаря райкома на безлюдный и сиротливый аэродром, и провожал он его как самый настоящий губернатор – был наряжен в новый костюм и даже галстук с большим узлом повязал на ворот белой рубашки.

Долго стоял Михаил Гаврилович, устремив взгляд в синеву сумрачного неба, пока не скрылась из виду рокочущая машина.

Сидел Иткар на приступке своего дома. Дня два назад он прилетел в Кайтёс попутным вертолетом, который шел в район Игола из Нового Вас-Югана. Сегодня занялся Иткар шитьем чехла из мягко выделанной барсучьей шкуры для старинной двустволки. На крыльце, рядом с ним, расположился Петр Катыльгин.

– …Так-так, значит, бракуешь магазинные чехлы?

– Бракую, брат, весь ширпотребный хлам охотсоюза. То ли дело, когда сам себе сошьешь по душе, будь то чехол для ружья или обувь. Завтракать будешь? Особого у меня ничего нет в холостяцком погребе, но бутерброд с отварной оленятиной смастерить можно.

– Спасибо, Иткар. Сыт я пока. Пришел просить тебя: как только снова надумаешь лететь на Чагву, то уж не забудь про меня. Вместе будем туда забираться на этот раз. Хочется самому поговорить с Тунгиром, расспросить его: как земля тряслась и «нефть из земли выпрыгивала».