Марико Коикэ - Без аккомпанемента

Из-за сильного волнения у меня начала проявляться анемия. Я заскочила в туалет полицейского управления, где стошнила все, что ела в этот день на завтрак. Следователи отнеслись ко мне с сочувствием, сказав, что мое волнение абсолютно естественно. Виданное ли дело, в разгар подготовки к вступительным экзаменам у девочки убивают лучшую подругу!

Я рассказала полиции о том, что Эма встречалась с молодым человеком по имени Юноскэ Сэки. И не только я. Разумеется, отвечая на вопросы следователей, Сэцуко тоже называла это имя. А с чего бы нам было молчать? Кроме нас об этом знал — до боли хорошо — только Ватару, но после происшествия он куда-то скрылся, и связаться с ним было решительно невозможно.

Мало того, что Юноскэ исчез, так еще заодно с ним и Ватару. Я буквально сходила с ума. У меня с самого начала были подозрения, не Юноскэ ли убил Эму. С того самого момента, когда Сэцуко по телефону сказала мне, что Эму убили, я знала, кто ее убил. И еще я знала, почему Ватару решил скрыться.

Как только полиция услышала про Юноскэ, то сразу же приступила к активным действиям. Это и понятно. Юноскэ был отцом ребенка, которого Эма носила во чреве, и даже если это было не более чем Эминой выдумкой, то, как минимум на основе моих показаний, главное подозрение все равно падало на него.

Разумеется, полиция сразу заинтересовалась и молодым человеком, который жил вместе с Юноскэ, а также был моим бойфрендом и братом Сэцуко. Но на начальном этапе следствия Ватару не входил в круг подозреваемых. Во-первых, во время убийства Эмы он был вместе со мной, а во-вторых, у него не было никаких видимых причин ее убивать. Я думаю, что поначалу никто не придавал серьезного значения тому, что сразу после убийства он тоже исчез, В первую очередь полиция искала Юноскэ, а не Ватару.

Наверное, я никогда в жизни не забуду, ни как начался тот день, четырнадцатое декабря, ни как я его провела.

С утра солнце еще выглядывало из-за облаков, но ближе к полудню налетели снежные тучи и повеяло холодом. На подготовительных курсах я прослушала одну лекцию до обеда и одну после обеда, а потом, когда уже пошел снег, немного посидела в аудитории для самостоятельных занятий. Учеба не шла, но, учитывая, что до вступительных экзаменов оставалось два месяца, я уже не могла позволить себе никаких поблажек.

Решив, что я не буду расставаться с Ватару, я смогла постепенно избавиться от того гнетущего состояния, в котором пребывала последнее время. Я думала о том, как, поступив в университет, уеду в Токио. И о том, как я буду мотаться между Токио и Сэндаем, и какими по-настоящему серьезными станут тогда наши отношения. И ни о чем другом я думать не могла.

У Эмы пошел пятый месяц беременности, однако из-за пышных форм ее груди округлившийся живот был со стороны почти незаметен. Если не присматриваться, можно было вообще не понять, что она беременна. Я не знаю, о чем на самом деле говорили между собой Юноскэ и Ватару, когда обсуждали Эмину беременность и предстоящие роды, но Ватару утверждал, будто бы Юноскэ принял твердое решение во всем считаться с желаниями Эмы. Я, правда, воспринимала его утверждения с определенной долей скептицизма. Если подумать — Юноскэ вряд ли мог так просто прийти к такому решению. Как раз в его положении надо было бы всеми правдами и неправдами тащить Эму в больницу и заставлять ее делать аборт. Однако при этом меня не удивляло, что Юноскэ повел себя именно так, а не иначе.

В принципе, мне было все равно, что там получится у Эмы и Юноскэ. Все, чего я хотела, — это чтобы Юноскэ оказался в такой ситуации, когда ему, неважно по какой причине, придется из-за Эмы взвалить на себя социальную ответственность и таким образом еще больше отдалиться от Ватару.

Эма говорила, что ее родители ничего не знают о беременности, и она собирается рассказать им все начистоту в первый день нового года. Никакого сакрального смысла в этом не было. Просто для Эмы открыть родителям всю правду означало сразу же после этого уйти из дома, и она рассматривала предстоящее событие как некий ритуал. Поэтому и выбрала первое января. Только и всего.

Уйдя из дома, она намеревалась перебраться в чайный домик в Китаяме. При этом, насколько я никогда серьезно не воспринимала Эму, настолько же Эма никогда не задумывалась о том, что в этом случае будет делать Ватару. Похоже, Эма считала, что у Ватару есть родительский дом, «Сэнгэндо», и если его выдворить из чайного домика, по миру он не пойдет. Я, в свою очередь, о большем и мечтать не могла и при каждом удобном случае старалась подчеркнуть, какая это замечательная идея. Ведь если бы Эма поселилась в домике, Ватару поневоле пришлось бы оттуда выехать. Поневоле пришлось бы расстаться с Юноскэ.

Я ни разу не встречалась с Юноскэ после того, как тем злосчастным летним вечером своими глазами увидела, как он совокупляется с Ватару. Я не хотела с ним встречаться, и он, думаю, со мной тоже. Какие-то новости о нем я узнавала только через Ватару или Эму, но, как правило, пропускала их мимо ушей. Я старалась стереть из памяти сам факт его существования. Мне хотелось верить только в то, что пройдет время, ситуация изменится, и Ватару непременно расстанется с Юноскэ. Я не сомневалась, что Ватару скорее любит меня, чем не любит, и в глубине души наивно полагала, что любовь между существами одного пола ничто, по сравнению с любовью между мужчиной и женщиной.

Итак, в тот день я вышла из аудитории для самостоятельных занятий, когда на часах было почти пять вечера. Встречи с Ватару в тот день не намечалось, но просто так возвращаться домой тоже не хотелось. Под снегом, что и не думал переставать, я пошла бродить по городу: заглянула в книжную лавку, поглазела на товары в одном известном своей дешевизной маленьком магазинчике, хоть и не собиралась ничего покупать, и в конце концов дошла до кафе «Мубансо». Там сидели Ватару и Юноскэ, и с ними была Эма.

«Как давно мы не собирались здесь все вместе!» — возбужденно воскликнула Эма. Мы с Юноскэ обменялись натянутыми приветствиями, но благодаря Эминым возгласам это осталось незамеченным. Я отчетливо помню, во что она была одета. Теплая плиссированная юбка в шотландскую клетку, ботинки на шнурках. Белого цвета свитер.

К тому времени Эма уже отказалась от кофе и сигарет, поэтому демонстративно пила чай с лимоном. Я улыбнулась ей и спросила:

— Ну как? Все в порядке?

Показывая двумя пальцами знак «виктори», Эма ответила:

— В полном!

Она совсем не выглядела беременной. Я вообще с трудом представляла, как меняется организм женщины во время беременности, поэтому мне было трудно поверить, что Эма может вот так же запросто, как и раньше, выходить в город, улыбаться, пить чай…