Джон Грин - Ошибки наших звезд[любительский перевод]

Но я не отправила это письмо. Оно было слишком жалким даже для меня.

Около трех, когда, по моим подсчетам, Август должен был вернуться из школы, я пошла на задний двор и позвонила ему. Слушая гудки, я села на газон, который был сильно запущен и весь покрыт одуванчиками. Качели все еще были там, трава росла из канавки под ними, протертой моими ногами давно в детстве. Я вспомнила, как папа принес домой набор для установки качелей и построил их во дворе с помощью соседа. Он настоял на том, чтобы проверить их самому, и чуть не развалил конструкцию ко всем чертям.

Небо надо мной было низким, серым и полным дождя, хотя он еще не шел. Я повесила трубку, когда попала на автоответчик, а затем положила телефон на землю за мной и продолжила смотреть на качели, думая о том, что отдала бы все больные дни, которые мне остались, за несколько здоровых. Я попыталась сказать себе, что могло быть и хуже, что мир — это не фабрика по исполнению желаний, что я жила с раковой опухолью, а не умирала от нее, что я не должна дать ей убить меня, пока она этого не сделала, а потом просто стала бормотать дура дура дура дура дура дура еще и еще, пока смысл слова не выветрился. Я все еще проговаривала его, когда он перезвонил.

— Привет, — сказала я.

— Хейзел Грейс, — сказал он.

— Привет, — снова сказала я.

— Ты плачешь, Хейзел Грейс?

— Типа того.

— Почему? — спросил он.

— Потому что я… я хочу поехать в Амстердам и хочу, чтобы он рассказал мне, что происходит после книги, и я просто не могу жить своей особенной жизнью, а еще небо наводит на меня тоску, и тут стоят старые качели, которые папа сделал для меня, когда я была маленькой.

— Я немедленно должен увидеть эти старые слезоточивые качели, — сказал он. — Я приеду через двадцать минут.

Я осталась на заднем дворе, потому что, когда я плакала, мама каждый раз становилась очень озабоченной и подавляющей, потому что плакала я не часто, и я знала, что она захочет поговорить и обсудить со мной, не следует ли проконсультироваться насчет моих лекарств, и от одной мысли об этом разговоре меня начинало тошнить.

Не то чтобы у меня было особенно горькое воспоминание о здоровом отце, толкающем здорового ребенка, который кричал выше, выше, выше , или еще о каком-то звенящем метафорами моменте. Качели просто торчали, заброшенные, два маленьких сиденья свисали спокойно и печально с постаревшей деревянной доски, а их выгнутые очертания напоминали детский рисунок улыбки.

Я услышала, как стеклянная раздвижная дверь за моей спиной открылась. Я обернулась. Это был Август, одетый в рубашку с коротким рукавом и брюки цвета хаки. Я вытерла лицо рукавом и улыбнулась.

— Привет, — сказала я.

Ему понадобилось пару секунд, чтобы сесть на землю рядом со мной, и его лицо исказилось, когда он совершенно не грациозно приземлился на задницу.

— Привет, — наконец сказал он. Я посмотрела на него. Он смотрел мимо меня, во двор. — Я понимаю, в чем дело, — сказал он, обнимая меня одной рукой. — Это чертовски печальные качели.

Я уронила голову ему на плечо.

— Спасибо, что предложил заехать.

— Ты же понимаешь, что, пытаясь отдалиться от меня, ты не сокращаешь мою привязанность к тебе, — сказал он.

— Наверное, — сказала я.

— Все попытки моего спасения от тебя обречены на провал, — сказал он.

— Почему? Почему я вообще тебе нравлюсь? Тебе что, недостаточно того, через что ты прошел? — спросила я, думая о Кэролайн Мэтэрс.

Гас не ответил. Он просто сидел рядом, крепко прижимая меня к себе левой рукой.

— Мы что-нибудь сделаем с этими проклятыми качелями, — сказал он. — Говорю тебе, это девяносто процентов проблемы.

Как только я успокоилась, мы зашли внутрь и сели рядом на диван, поставив ноутбук наполовину на его (фальшивую) ногу и наполовину на мою.

— Горячий, — сказала я, имея в виду основание компьютера.

— Правда? — спросил он, улыбаясь. Гас загрузил сайт безвозмездной раздачи вещей под названием Бесплатно без подвоха , и мы вместе написали рекламу.

— Заголовок? — спросил он.

— «Качели ищут дом», — сказала я.

— «Отчаянно одинокие качели ищут любящих хозяев», — сказал он.

— «Одинокие, слегка педофилические качели ищут детских попок», — сказала я.

Он рассмеялся.

— Вот почему.

— Что?

— Вот почему ты мне нравишься. Ты хотя бы понимаешь, как редко можно встретить красивую девушку, создающую прилагательное к слову педофил ? Ты так погружена в то, чтобы быть собой, что даже не представляешь, насколько ты совершенно беспрецедентна.

Я глубоко вдохнула через нос. В мире никогда не было довольно воздуха, но в тот момент недостаток ощущался особенно остро.

Мы вместе написали объявление, исправляя друг друга в процессе. Наконец, мы пришли к такому варианту:

Отчаянно одинокие качели ищут любимых хозяев.

Одни качели, порядком изношенные, но крепко сделанные, ищут новый дом. Создайте воспоминания с вашим ребенком или детьми, чтобы когда-нибудь он, или она, или они взглянули бы на задний двор и почувствовали укол сентиментальности так же остро, как это произошло сегодня со мной. Они хрупкие и стремительные, дорогой читатель, но с этими качелями ваше дите(дети) познакомится со взлетами и падениями человеской жизни осторожно и безопасно, а также сможет усвоить самый важный урок: не важно, как сильно ты отталкиваешься, не важно, как высоко ты взлетаешь, у тебя никогда не получится вернуться на 360 градусов назад.

В настоящее время качели обитают в районе 83 улицы и Спринг Милл.

После этого мы ненадолго включили телевизор, но не нашли, что посмотреть, поэтому я взяла Высшее страдание с прикроватного столика и принесла его в гостиную, и Август читал мне, пока мама готовила ланч и тоже слушала.

— Мамин стеклянный глаз обернулся вовнутрь, — начал Август. Пока он читал, я влюблялась, как обычно проваливаешься в сон: сначала медленно, а потом вдруг сразу и до конца.

Когда я проверила почту час спустя, я узнала, что у нас было полно наследников качелей, из которых мы могли бы выбрать. Наконец, мы остановили свой выбор на Дэниэле Альваресе, который прикрепил к е-мейлу фотку трех его детей, занятых видео-игрой, и подпись: « Я просто хочу, чтобы они вышли на улицу ». Я отправила ему ответ и сказала, чтобы он забирал качели, когда ему будет удобно.

Август спросил, не хочу ли я пойти с ним на Группу поддержки, но я очень устала после тяжелого дня Ракового больного, так что отказалась. Мы вместе сидели на диване, и он оттолкнулся от него, чтобы встать, но потом приземлился обратно на диван и чмокнул меня в щеку.

— Август! — сказала я.

— По-дружески, — сказал он. Он снова оттолкнулся и в самом деле поднялся в этот раз, затем сделал пару шагов до моей мамы и сказал: — Я всегда рад вас видеть, — и мама раскинула руки, чтобы обнять его, чем он воспользовался, чтобы наклониться и поцеловать ее в щеку. Затем он обернулся ко мне. — Вот видишь? — спросил он.