Питер Ватердринкер - Кольцо Либмана

— В свое время он научил меня некоторым фокусам, — продолжала Ира, — не расспрашивай меня каким образом, но у меня это получается.

Ира рассказала, что потеряла однажды учебник немецкого, в Сибири такие вещи на вес золота. И тогда впервые применила знания, полученные от дяди Кути — уже на следующее утро учебник вновь лежал у нее на столе, раскрытый на той же странице, на которой она его открыла, и…

— Почему ты не рассказала мне этого раньше? — воскликнул я — меня бил нервный озноб.

И вправду, задавал я сам себе вопрос, почему она все время молчала? Я поднялся и начал мерять шагами пол между кушеткой и окном.

— Потому что ты меня никогда об этом не спрашивал, — ответила Ира. — Ладно, давай я поставлю чайку.

Размешивая ложкой чай в стакане, я спросил Иру, не могла бы она во имя возвращения моего кольца повторить для меня этот сибирский фокус. Как бы это было здорово! Она долгое время молчала, а потом спросила, не клали ли мы с Эвой, до того как пожениться, своих колец в ласточкино гнездо. Что? Как она догадалась?

— В таком случае я ничего не могу поделать, — смиренно вздохнула Ира. — Против заклятья ласточкиного гнезда почти никто не может ничего поделать. Я бы могла попробовать, но наука дяди Кути — вещь смертельно опасная. Нет, я не стану. Эй, Йоханнес, что это? Помолчи… Боже мой, помолчи.

Ранним утром я переступаю через порог и попадаю на пропахшие дымом печных труб улицы Санкт-Петербурга. Про этот город говорят, что его план рассчитан с математической точностью. Очень может быть, но я не обнаруживаю в нем никакой логики или системы. Кошмарное дело я затеял! На следующий после ограбления день я снова отправился к Лидии Клавдиной. Но оказалось, что той и след простыл. На лестнице я опять встретил двух сорванцов, на этот раз они баловались не с огнем, а со льдом. Прямоугольные льдинки с грохотом скатывались вниз по лестнице. Они чуть не угодили мне в лицо.

Я позвонил, дверь мне открыл тип с небритой щетиной, он смотрел на меня, зевая.

— Клавдина, где Лидия Клавдина? — спросил я по-немецки.

На нем была грязно-белая фуфайка, над левым глазом — причудливый шрам в форме буквы Q. Мужик что-то тявкнул по-русски, но я его не понял.

— Я — не панедельник, — сказал я, тогда этот типчик стал меня высмеивать и от удовольствия даже заикал.

— Что он говорит? — спросил я у одного из мальчишек.

— Ten dollars, [39] Десять долларов (англ.). — он выдвинул то же самое условие.

Я дал ему денег. Тип с порога искоса наблюдал за ходом сделки. Потом опять что-то пролаял.

— Ну, и что он говорит?

— Он сказал, что никогда не слышал ни о какой Лидии Клавдиной, — перевел зануда. — И еще он говорит, что вы шутник. «Ja — ne panedelnik» по-русски означает: «Я — не понедельник». А вы, наверное, хотели сказать: «Я не понимаю», что по-русски то же самое, что по-английски «I donʼt understand».

Еще он сказал, что для иностранца я не очень-то сообразительный. Я подумал: «А негодяй неплохо выучил английский». Парень пригрозил, что раскроит мне рожу, если я не выложу сейчас же пятьдесят долларов, и потом потребовал, чтобы я «проваливал, не то…»

Когда я бежал по лестнице, я опять услышал, как кусочек льда с жалобным звоном катится вниз по мраморным ступеням. Я едва успел увернуться.

Каждый день я обшариваю по одному району, для этого у меня своя система, но найти тот дом… Что мне делать? Я возлагал надежды на Жан-Люка с его машиной, но… Непонятные обстоятельства… Ну и задачка — никак не разрешить…! Я больше не собираюсь обращаться в консульство, не то посланник выпьет из меня всю кровь; после седьмого октября, дня несостоявшейся революции, когда я увидел его стоящим у окна, в этом можно не сомневаться. Я имею в виду воскресенье, о котором вам еще непременно должен буду рассказать, чтобы не запутаться во всем окончательно.

В силу разных причин я сел на поезд обратно в Санкт-Петербург не вечером, а лишь на следующее утро. Когда, чуть живой, я ввалился в холл гостиницы «Октябрьская», я чуть не столкнулся с Иваном Ивановичем. Он поманил меня в свой закуток за стойкой администрации, у меня даже не было времени снять плащ, как полагается приличным людям.

— Господин Либман, — обратился он ко мне. — Как ваши дела?

— Хорошо, — ответил я.

— К сожалению, не могу похвастаться тем же, — сообщил он жидким фальцетом. — Вы ведь знаете, что творится в Москве?

Я расстегнул плащ и сказал, что политика перестала меня интересовать уже давно и что…

— Завидую вам, завидую. — Он измученно покачал головой.

Подобной роскоши он не мог себе позволить. По его словам, ситуация складывалась катастрофическая. У него, директора гостиницы, на тот момент полностью отсутствовали наличные средства. «Вы можете это себе представить? Мы почти обанкротились». И затем он выкинул свой мерзкий фортель. Я до сих пор не могу говорить об этом спокойно. Сорвав с переносицы свои нелепые очки, он стал протирать галстуком стекла, продолжая гипнотизировать меня туманным взором.

— Ситуация вынуждает нас, — продолжил он свой монолог, — несколько пересмотреть, так сказать, условия, на которых вы пользуетесь нашим гостеприимством, в связи с кризисом… Итак… пересмотреть… иначе говоря, несколько их модифицировать. На сколько мы с вами договаривались?

— Пятьдесят долларов в сутки, — ответил я.

— Ну, скажем… — администратор пощелкал языком, — отныне я удваиваю цену. Иными словами: сто долларов в сутки, потому что кризис коснулся нас всех. Как вас, так и нас.

Он снова надел очки и с любопытством посмотрел на меня.

— Я уже подготовил для вас расчет суммы, которую вы на сегодняшний день нам должны. Это решение обратного действия.

Сумма, которую он нацарапал на бумажке, почти вдвое превосходила наличные, что еще оставались у меня под подушкой.

— Так не делается, — начал протестовать я, возвращая ему бумажку.

Я пытался убедить его, что он может поднимать цену лишь на последующие дни. Иначе я бы нашел себе какое-нибудь иное пристанище. Поднимать плату за прошедшие дни противозаконно. В цивилизованных странах такое почти нигде не практикуется.

— А кто сказал, что Россия — цивилизованная страна? — в его повадке появилось что-то кошачье. — Ну зачем вы капризничаете? Я ведь пошел вам навстречу с визой? Проблема была решена элегантно, не так ли? Или вы не согласны? Только вот… — тут он зловеще захихикал, — с той же элегантностью я могу поставить сверху «Аннулируется». Да, у нас всякое возможно. Америка славится своей репутацией, в то время как Россия — страна безграничных возможностей. — Он снова захихикал. — Ну-c, будем платить?

Я сидел перед ним на стуле, зажав коленями руки. Он взял меня в клещи. Я весь вспотел. Он это учуял и знал, что я тоже об этом знаю.