Макс Гурин - Космос

То есть, не я — недоразвитый Лермонтов, а Лермонтов — какой-то недоразвитый человек, зацикленный на своем члене, коему я подобен. То есть, не члену… А впрочем, и ему и Лермонтову во совокупе

И тут мне опять начинает навязчиво хотеться, чтобы меня «усыпили», подобно неизлечимо больной собачонке, с которой столь у многих что-то такое трогательное связано было.

Но в ту же секунду слишком нечеловеческий стыд охватывает, извините за выражение, все мое существо. Я начинаю думать о теле.

Кто, кому предназначено свыше, возиться с не толстой, но все-таки тушей моей? Опять ничего нельзя избежать…

Можно сказать понятней: я очень устал влиять на людей. Я что-нибудь скажу, а они думают. По себе знаю. Я что-нибудь осуществлю, а они непременно и, в общем-то, даже невольно выводы сделают. По себе знаю.

Вот и смерть моя (тихая-тихая) обязательно на кого-нибудь повлияет, воли моей супротив, неизбежно поможет кому-то что-то понять. Экая мерзость!.. Бр-р-р!..

Да. Неизбежно сие.

Об одном прошу тебя, Господи! Сделай так, чтобы то, что поймут люди, благодаря моей смерти, оказалось какой-нибудь малозначимой ерундой, а еще лучше — заведомо ошибочным ума заключением…

Сказку бы высказать про кошелёк, валенок и калошку. Вывалить все на стол. Цитировать самого себя, и над прочитанным плакать. Валенок и Калошка любили друг друга, в постоянном соитии находясь. Сходились, стреляли друг в другу снежками; погибали, чтоб в новом соитии вскреснуть опять. Опять — это как вспрыснуть. Или как прыснуть со смеху.

Кошелек же внутри Валенка жил и жаловался на судьбу. Не хотел быть персонажем мертвого автора, но постепенно смирились все.

Валенок Калошку очень любил. Ночью ея по головке он гладил, трогательно обнимал и засыпал в умиленьи, если позволял Кошелек. Кошелек же какое-то время позволял-позволял, да и перестал: споткнулся, повесился, наложил себе в нУтро фальшь.

Заплакала девочка Калошка, но с Валенком разругалась и вышла в поле белое, следить за собственными следами. Гамаюн всё видел, — он мне не даст соврать! Но не ночует и Правда! Дома! Дома! Я люблю тебя, Дима! Калошка возгордилась, но фильтра на ней не стояло, — быстро превратилася в жижу черного пенопласта, словно горячий или просто мартовский снег.

Валенок без калоши воин плохой. Таких валенков можно уплетать за обе щеки, потому как каждый из покинутых Валенрогов образует с сотоварищами своими Пушкина мясо, до коего так охоч был кто? Ну да, верно, Дантес. Эдмонд Дантес. Антуан де Сент-Экзюпери. Леонид Броневой. Галина Польских.

Надо во что бы то ни стало найти игрушку! А то этого еще не доставало! Мало! Мало пыжимся, господа прославленные пыжи! Мало мы претендуем! Часто бреем усы! Откуда что берется? Надо опять формулы проверять. Что с того, что тема исчёрпнута?! Ур-ра!!!

Что это? Что это? Огни. Огни. Кто это? Кто это? Они. Они. Невозможно и больно без Калоши живется Валенку. Кошелек на суде наконец-то привстал, щобы заслухать обвинительную речушь…

«Ненавистный всем без исключения Кошелек! Вы обвиняетесь в расторжении небесного брака между Валенком и Калошей. Вы обвиняетесь в расторжении всех браков от сотворения мира и до сегодняшнего числа, 18 декабря 2035-го года. Сам характер ваших проступков и самый что ни на есть принцип вашего враждебного действия суть остроумная выходка с химерическим привокзальем и гомерическим хохотом. Мы сейчас будем вас убивать, Кошелек! Приготовьтесь к бессмертью, пожалуйста! Мы…»

Речь судьи внезапно оборвал очень мерзкий и тонкий хлопок. Присяжные тяжело обернулись и увидали девушку неписанной красоты, державшую в руках маленький браунинг. Хлопок, скорее напоминающий скрежет, прогремел вторично, и тогда уже пал Кошелек.

Девушку схватили под белые руки милиционеры и потащили в соседнюю комнату судить…

«Кто мы? Кто мы?!» — возмущенно кричал Валенок, — мы же не люди, а звери какие-то! Нельзя судить самосудей! Это тогда двойной самосуд получается!

«Двойной! Двойной!» — закачали бородами присяжные мужики, — «дело Валенок говорит! Немедленно отпустите девушку!» — кричали они через комнату правду-матку. Но там уже слышались не только хлопки, но и пулеметные очереди. Все повскакивали с мест, с ума, с тюрьма, со скамеечек, со стульчиков и чириков.

Потом все вообще поскакали галопом по центральной площади города, размахивая шашками, саблями, копьями, стреляя из винтовок, обрезов и автоматического оружия. Наиболее удачливым игроком считался при этом тот, который еще и объявления на столбах читать успевает.

Первое же из них гласило: Плотитесь и размножайтесть. Второе было в кореньях неверно понято, запутано перепутано, оторвано вообще пол-листка: Убий! — гласило оно, и у всех развязались руки. У кого-то понесло лошадь. Она «встык» на дыбы и пошла, как медведь на торговые ряды, грозно размахивая передними лапами. Получилось, как будто лошадь грозит кулаками.

Торговцы попятились к магазину. Тотчас же и заперлась дверь. Далее следует батальная сцена на восемнадцать страниц. Победителем и героем выходит из нее все тот же, уже знакомый нам Валенок. Он скачет на Сивке-Бурке, перекинув через седло (чуть не написал «через елду») свою красавку Калошку-черкешенку.

Лермонтов целится лошади в бровь, чтобы мало б, что вытек б глаз, так и в мозг сразу вошла тогда еще круглая шариковая пулька. Надеюсь вы знаете, что патроны в современном виде появились в результате Крымской войны середины XIX-го столетия. Так что и сам Лермонтов был убит простым, но невъёбенно прытким шариком. Шаромёт «Мартынов» впоследствии и превращен был Гендальфом в Кошелек.

Девушку же стрелявшую в обвиняемого звали Лариса Шибина, и с ней поступили подобающим образом: дали ей много денег, устроили в замечательную квартирку с окнами на Монмартр и потолками под три с половиной метра. Единственное, что отобрали матрешёк. Но с этим легко смириться, если существует достойная альтернатива, что в ларисином случае бесспорно было бы так, если бы не угроза самой превратиться вдруг в Кошелек. Самое худшее оправдалось, и все повторилось, как встарь.

Мертвый Скворцов принялся писать роман «Кассомос», да ни хуя не выходит. Не выручает и сэмплерный принцип. Беру с готового CD-roma, не стесняюсь ничуть. Шлю всем привет! Да здравствуют все мартеновские цеха и домЕнные печки! Пусть все обратится в кипящую сталь! Тогда будет счастье и будет выручка! Ур-ра!!!

А «Дельта Маришеньки» — действительно очень красиво…

Знай, читатель, что мудрость уменьшает жалобы, а не страдания! Светский человек бьет на остроумие и, забывая ум, умерщвляет чувства. Трудись, как муравей, если хочешь быть уподоблен пчеле. Неискусного вождя, желающего уподобиться Атилле, смело назову «нагайкой» провидения. Ведь настоящее есть следствие прошедшего, а потому непрестанно обращай взор свой на зады, чем сбережешь себя от знатных ошибок.