Макс Гурин - Новые праздники-2

Нет, вы поймите это как следует, за эти 9 лет жизнь моя была столь насыщенной и другой, что я действительно на самом-самом деле, обо всей этой хуйне искренне позабыл. Вспомнил я обо всём этом только в сентябре 2003-го года, когда вдруг рухнуло в одночасье всё то, что я, прямо скажем, не без труда строил, начиная, собственно, с лета 1994-го. Поэтому, когда я совершенно неожиданно для себя осознал, что, как выяснилось, ни одна из моих трёх жён не миновала периода унижения её супруга в виде моей работы в Центре у дяди Игоряши, я не удержался от ухмылки человека, знающего об этой жизни, в сущности, всё:).

Понятное дело, что тогда же я оценил и то, что до Да, ни один из моих браков не выдержал этого испытания, по той, впрочем, простой причине, что в более юном возрасте этого не в состоянии был выдержать я сам. Хули тут скажешь, кроме главного: на всё воля божья. Эта фраза гениальна в первую очередь потому, что смысл её не меняется в зависимости от того, на какое из трёх составляющих её слов, исключая предлог «на», делается смысловой акцент.

В назначенный день, 18-го сентября 2003-го года, я подошёл к дверям Центра профилактики и лечения детской неврологической инвалидности где-то в районе 8-ми часов 50-ти минут по ёбаному вавилонскому последнему времени. Я остановился, выбросил сигарету и, никуда не спеша, абсолютно спокойно сделал три глубоких медленных вдоха, как учил меня Жерар д’Анкосс и вдвое более медленных выдоха. После этого я вошёл в помещение.

Игоряша дал мне заполнить какую-то бумагу и сказал так: «Максим, ты — человек творческий:), и я думаю, что нам лучше заключить с тобой временный договор на три месяца, до 18-го декабря. Если ты этого захочешь, мы всегда с лёгкостью сможем его продлить. Три-то месяца ты проработаешь?» Я сказал: «Да».

Сестра-хозяйка выдала мне белый халат и проводила в конец длинного коридора, до двери с табличкой «Компьютерная группа». Я вошёл.

В комнате сидела очень милая рыжая девушка моих лет, моя непосредственная начальница, и интенсивно щёлкала «мышью», а в колонках играли «Времена года» Вивальди. Юля, так звали эту девушку, что-то объяснила мне по ходу работы и снова принялась сосредоточенно щёлкать. Постепенно Вивальди кончился. Тогда Юля полезла куда-то за другим диском и через несколько десятков секунд из тех же колонок послышалась вторая песня (там где «boy became the pictuare») с альбома «9 объектов желания» Сьюзан Веги — то есть самая моя любимая песня оттуда! — и мне подумалось, что, пожалуй, я выживу здесь. На сей раз. (Страшно даже подумать, что было бы, если бы я не сделал три глубоких вдоха и выдоха! ( смайлик-пёсик лижет лицо смайлику-мальчику — опять «двойка»!:) )

Моя работа в качестве оператора ПЭВМ заключалась в том, чтобы своевременно отображать гигантскую базу данных Центра по историям болезней и прочему в электронном виде. Дело это, с моей точки зрения, было абсолютно тупое и бесполезное, но, во-первых, постепенно я научился делать это на «автомате», что делало почти всё моё рабочее время абсолютно свободным для внутренних размышлений, а именно непрерывный поток всяко-разных внутренних размышлений я и считаю жизнью в первую очередь (чего я не знаю о ёбаном Внешнем Мире, которого скорей всего не существует вовсе? Вот он действительно хуй чего знает о моём внутреннем, и только то, с чем считаю уместным, нужным и своевременным знакомить его я сам:)), а во-вторых, я реально подустал на своих бесконечных внутренних войнах, а в монотонности моей работы безусловно было что-то умиротворяющее и позволяющее мне чувствовать себя героем «легенды о тысяче бумажных журавликов». Впрочем, меня не покидала надежда, что мне всё же удастся сделать и тысячный, то есть последний, и, как выяснилось позже, этому суждено было сбыться. На всё воля божья — что тут ещё скажешь?:)

Кроме этого я переписывал родителям пациентов диски с развивающими играми и прочими девайсами Центра. Из этой моей деятельности складывался наш, отдельный, бюджет компьютерной группы, из которого мы самостоятельно покупали себе какие-то компьютерные же мелочи. Иногда я вытаскивал из этой заветной коробочки то сотку, то две, когда это было безопасно, и считал себя в полном праве так поступать. Да, именно так.

В течение всего рабочего дня в соседних комнатах перманентно кричали дети. Нет, не просто кричали, а громко и горько плакали в процессе снятия у них энцефалограмм и иных процедур. И их крик был постоянным фоном нашей работы, совершенно не мешающим нам с Юлей слушать хорошую музыку. Работа есть работа:).

Основой Игоряшиного метода лечения ДЦП было так называемое «обкалывание». Не вдаваясь в медицинские тонкости, коих я, не будучи медиком, и не знаю, можно сказать, что суть этого метода состоит в систематическом (от 3-х до 5-ти двухнедельных курсов) воздействии на Центральную Нервную Систему через периферийную путём инъекций церебролизина и некоторых других лекарств во многие и многие нервные окончания на ногах, руках и других частях тела. Это болезненно. Спору нет. Но спору нет также и в том, что многим это действительно помогает.

Тут необходимо сказать несколько слов о церебролизине как таковом. Дело в том, что это «волшебное» лекарство, а точнее, его применение в принципе, в своё время, чуть не вылилось аж в серьёзную гуманитарную проблему по той простой причине, что по-настоящему эффективный церебролизин получают не из чего иного, как из запасов человеческого спинномозгового вещества, каковые запасы, понятное дело, не могут взяться сами собой, по мановению какой-нибудь там волшебной палочки, и потому весь церебролизин, коим пользуются сегодня, сделан из спинного мозга заключённых так называемых нацистских концлагерей (то есть, в основном, из спинного мозга евреев). Его пытались синтезировать из мозга коров, свиней и прочих ни в чём неповинных домашних животных, но результатов, сопоставимых с «еврейским», это не давало. В конце концов, эту проблему как-то решили в пользу нынеживущих, и Игоряша вполне успешно продолжил свои «обкалывания».

Поскольку, повторяю, процедура «обкалывания» весьма болезненна, а мужчин в Центре было всего четверо, включая самого Игоряшу, то мне пару-тройку раз в неделю приходилось ходить в процедурный кабинет, чтобы крепко держать там вырывающихся детей с ДЦП, ибо все остальные мужики (Игоряша не в счёт) норовили под всевозможными предлогами от этого отмазаться. Хули тут скажешь — слабонервных в мире навалом!:)

Вот так примерно и потекла моя новая жизнь, моя третья работа у Игоряши, которую на сей раз я не имел никакой возможности бросить, начиная с морального права и заканчивая физической невозможностью, ибо в противном случае, нам с Да постепенно просто нечего стало бы кушать, нечем оплачивать коммунальные услуги и так далее.