Елена Лобачева - Хроники Птеродактиля

Федор, едва дочитав эсэмэску, ринулся к дому Бориса.

…Дверь заперта — что делать?

— Хозяин, откройте, от вас вниз течет, — Федор стучал и кричал, стараясь придать голосу бытовую озабоченность.

За дверью слышались шорохи, тихие слова — значит, все живы. Федор, немного успокоившись, вошел в роль затопленного соседа и с еще большей настойчивостью забарабанил в дверь.

Борис, флегматично озираясь, появился в дверном проеме.

— Где течет? У меня сухо. Хочешь, сам взгляни.

Федор вошел в квартиру и увидел Карину, деловито убирающую со стола. Обессиленно сев, Федор поднял глаза, будто спрашивая: «И что дальше?»

Почувствовав взгляд Федора, Карина повела глазами в сторону двери, затем, будто невзначай коснулась пальцами воротника, и Федор с ужасом увидел пылающую полосу на шее. «Да он душил ее… Карина, бедная моя, зачем тебя сюда понесло?… Стоп. Хватит эмоций, пора выбираться».

Оттеснив Бориса в глубь комнаты, Федор резко вошел в кухню, потрогал кран, посмотрел в моечный шкафчик, затем резко схватил одежду Карины и со словами «вон отсюда» выпихнул ее из квартиры. Растерявшийся Борис перевел взгляд с Федора на дверь. Почувствовав, что кто-то исчез, а кто-то появился, Борис тихо спросил:

— Ты кто? — не получив ответа, снова спросил: — А кто ушел?

— Когда ушел? — переспросил Федор.

— Только что, — уточнил Борис.

Федору показалось, что его вовлекли в детскую игру. Он помолчал, ласково похлопал Бориса по щеке и спокойно отправился догонять Карину.

После грязной электрички и вокзальной толчеи теплый воздух возвращал силы. Татьяна, приехав в Валентиновку, шла, наслаждаясь запахом весны и предчувствием отдыха рядом с матерью. Вот и калитка. Издали потянуло пирогом. Кажется, с капустой.

Варвара расставляла чашки, тарелочки, прихватывая заодно и то, что привезла Татьяна.

— Садись, донюшко, кулебяка с капустой пышная, редко в последнее время такая удавалась. Видать, мука хорошая, без примесей. Что смотришь, как загадку загадываешь? Или дело какое ко мне?

Мать и дочь, разглядывая друг друга, каждая думала о своем, что не мешало им отрезать кусок за куском этой сочной кулебяки, запивать травяным чаем, не задумываясь ни о калориях, ни о лишних килограммах. Много ли радости в жизни? Не очень. И поесть с удовольствием — одна из них.

— А ведь есть, донюшко, в одной дальней стране удивительная еда. Местные эту еду «халвой» называют. Лежит халва эта на земле в роще из «медовых деревьев». Почему медовых? Да потому, что в стволах этих деревьев зреет сладкая начинка, на вересковый мед похожая. Особенно запахом.

— Что ты выдумываешь, мама?

— Не выдумываю, донюшко. Есть такая медовая роща, и есть такая халва. Только дойти туда удается не всякому. А кто дойдет, тот прожить может хоть сто лет, хоть двести. Не веришь? Ну и не верь. Все равно туда не добраться. И страна далекая, Камерун называется, и озеро рядом с рощей опасное. Жители его так и зовут «Желудок Дьявола». Не бойся, дочка, по-настоящему оно зовется Ниос.

— Что же я про эту халву первый раз слышу? Да еще от тебя. Может, и не существует такой халвы вовсе? Что-то не встречала я людей, на земле по двести лет проживших, — Татьяна посмеивалась, отрезая новый кусок и чувствуя, что вот-вот услышит то, о чем так долго молчала мать.

— Ты ешь, доченька, ешь. А не знаешь ты таких людей оттого, что жить они могут только около медовой рощи. Потому что, кроме этой халвы, есть уже ничего не должны. В этом и кроется их несчастье. Ты вот все любопытствуешь про сундук-то. А я, может, тебя уберечь хочу. От соблазна, от греха, от лукавства. Но, видать, время пришло рассказать. Уже кое-кто про мои секреты прознал, а я тебя все за дурочку держу. Обидно небось? То-то. В сундуке этом есть две интересные вещи. Одна называется «пасьянсы», другая — «исходники». Так вот, пасьянсы занимают в сундуке места немного. Это только схемы, по которым нужно точно составить рецепт. Для каждого случая — свой. А вот в исходниках разобраться трудно. Иные из них по триста лет могут храниться, а иные нужно вовремя восполнять. Главный из исходников я храню как собственный глаз. Этот исходник добавляется к снадобью только в редких случаях. Цены он не имеет. Привезен был еще бабке моей из… Камеруна. Поняла теперь, о чем я? А теперь, донюшко, поделись со мной своей тайной. И не отнекивайся. Я еще тогда, на платформе, поняла: неспроста ты к случайному мужику подошла. Так что за дела у тебя с незнакомцем? — Варвара налила чай, положила в рот карамельку и приготовилась выслушать исповедь своей неразумной дочери. Как обычно — всё принимая и ничему не удивляясь.

— Не тайна это, мама, а беда моя, — нехотя начала Татьяна. С трудом разговорившись, начала вспоминать подробности, по несколько раз повторяя одно и то же, будто убеждаясь, что это ее жизнь, а не чья-то еще.

Варвара слушала, не перебивая. И чем больше узнавала о прижитом в тюрьме ребенке, тем ярче виделся ей заостренный профиль того незнакомца. К концу рассказа дочери у Варвары почти нарисовался облик и внука своего, и правнука. «Есть, оказывается, и мужицкая веточка в моей крови», — с тайной гордостью решила Варвара и, задержав дыхание, несколько раз попросила, почти с мольбой, сама не зная кого о скором соединении их растянутой нити перемешанных поколений.

— Правильно думаешь, Варварушка. Будет тебе посильная помощь в твоих помыслах и будет тебе успокоение.

Я не стал возражать Александру Васильевичу, пусть потешится — все-таки его кровь…

Ночь за окном побледнела. Наступила предутренняя тишина, во время которой чаще всего случаются внезапные пробуждения от явственности вещих снов.

Федор проснулся от стонов Карины. «Что снится ей? Надо что-то делать с Борисом: добром это знакомство не кончится».

Рассеялись остатки сна. Федор встал с кровати и направился к кухне, зажигая на ходу сигарету. Мысли крутились, вырывая из памяти то один случай, то другой. И скручивалось всё в замысловатый клубок, где концы болтались где-то внутри. «Неспроста свела жизнь меня с этой женщиной», — Федор услышал шаги Карины, включил чайник и поставил на огонь сковородку.

Наскоро позавтракали бутербродами. Будничные дела отвлекали от ненужных мыслей.

— Сегодня у тебя извоз или что? — Карина прихорашивалась у зеркала.

— Да надо бы, лишние деньги не помешают, — Федор помог Карине одеться, закрыл за ней дверь, накинул куртку, осмотрел, все ли в порядке, и нехотя направился к машине.

Автомобиль не хотел заводиться. Что только ни пытался сделать Федор, двигатель как парализовало. Промучившись минут двадцать и совсем потеряв надежду, Федор повернул ключ и… мотор откликнулся знакомым урчанием: терпение было вознаграждено, машина тихо тронулась с места.