Елена Лобачева - Хроники Птеродактиля

Вскоре объявился первый пассажир. «Мужик», — обрадовался Федор. Как большинство водителей, Федор был суеверен. Он твердо знал, что если первым в машину сядет мужчина, день сложится удачно.

Пассажир назвал адрес, вжался в кресло, поднял воротник, и задремал…

— Приехали, — Федор заметил, как нехотя пассажир стряхивал дремоту, расплачивался, вылезал из машины.

Разворачиваясь, Федор увидел, что его пассажир не спешит войти в дом: присел на скамейку, достал из кармана газету, а сам все поглядывает на дверь. Стало интересно. Приглушив двигатель, Федор тоже решил отдохнуть около этого загадочного дома и понаблюдать, кого же здесь дожидаются с утра пораньше?

Через полчаса Федору надоело ждать, и он поехал, внимательно посматривая, нет ли желающих разделить с ним путь.

Больше часа сидел Степан напротив дома Татьяны. Любопытная старуха не выходила из головы. Все вспоминалась та встреча на платформе. И вот недавно судьба снова столкнула их. Как и тогда, старуха вцепилась в рукав Степана и с тревожной настойчивостью стала диктовать номер телефона. Несколько раз заставила повторить, и только когда убедилась, что память прочно держит номер, взяла со Степана слово, что тот ей обязательно позвонит. Степан позвонил на следующий день. Старуха рассказала, где живет, обмолвилась о какой-то тайне, которую хранит всю жизнь, и добавила, что к этой тайне он, Степан, имеет отношение. Степан не поверил, но обижать «бабушку» не стал. Купил в булочной тортик и поехал. Перед входом в дом почему-то струсил. Решил передохнуть и успокоиться.

«Ладно, была не была — тайна так тайна», — Степан решительно встал и направился к двери.

Две профессии вызывали у Вадима Ивановича неприязнь: милиционеры и врачи. Почему? Да потому что именно эти профессии отвергали то, что Вадим Иванович считал важным в жизни, — право человека на тайну.

«Противно, когда тебе задают слишком личные вопросы, противно, когда вторгаются в твою жизнь, и еще противнее, когда тебя осматривают, заставляя при этом раздеться», — эти мысли проносились в голове Вадима Ивановича, сидящего у двери кабинета врача. Ему дважды предлагали зайти, но он тянул время, ссылаясь на необходимость то безотлагательно просмотреть какие-то документы, то сделать кому-то срочный звонок…

Месяц назад Вероника, смущаясь, рассказала Вадиму Ивановичу о том, что в безуспешной попытке забеременеть обратилась к врачу и прошла полное обследование. «Я совершенно здорова. Доктор просит зайти тебя», — Вероника смотрела молящими глазами, сердце Вадима сжималось от благодарности и любви. Он с легкостью согласился пройти обследование. «Лиля избавилась от моего ребенка — в этом я уверен, так что со мной этих проблем быть не может».

Анализы неожиданно и неприятно удивили. «Абсолютное бесплодие» — таким, похоже, вырисовывался приговор. Вадим Иванович расстраиваться не стал. Он просто не поверил и решил повторить обследование. Превозмогая неприязнь к врачам, Вадим Иванович бодро вошел в клинику, присел на стул около кабинета и… вот уже второй час не решался войти в эту, почему-то пугающую, дверь.

«Ну конечно, я тогда явился после банкета, а накануне перенервничал из-за этого болвана-референта, напился успокаивающих — вот и результат. Так, а что сегодня? Сегодня тоже нельзя: ночью повысилось давление, и я снова налег на лекарства. Так что в следующий раз», — Вадим Иванович облегченно зевнул, встал со стула и уверенно направился домой.

— Что анализы? — Вероника слегка зарделась. — Готовы?

Вадим Иванович провел ладонью по волосам жены, улыбнулся и бодро кивнул:

— Всё в порядке. Не волнуйся: и дети будут у нас, и внуки — устанешь еще от забот этих.

Попытка успокоить Веронику и ему вернула хорошее настроение. Он уже и сам поверил, что у них так все и будет. «И зачем я туда ходил? Ясное дело: перепутали анализы», — Вадим Иванович старательно убеждал себя в расхлябанности и безответственности нашей медицины, в собственной доверчивости, снова вспомнил Лилю и окончательно успокоился. «Надо жить и радоваться. Долго жить и долго радоваться». Вадим Иванович достал очередную горошину и, проглотив ее, с удовольствием посмотрел на себя в зеркало. Об этой женской ерунде с неначинающейся беременностью он решил больше не думать. И еще он решил не ходить в клинику. Хотя бы по этому поводу.

— Имя?

— Виталий.

— Фамилия?

— Рогов, — аспирант испуганно смотрел на Бориса и не понимал, почему тот решил на армейский манер начать сегодняшнюю встречу.

Последнее время у Виталия мимолетное прежде беспокойство стало перерастать в уверенность: с его руководителем что-то не так. Вчера, например, Борис Михайлович заставил написать в его присутствии целую тетрадку чепухи, которая просто обсуждалась как черновик неких мыслей, совсем сырых и, как оказалось, ненужных.

— Ты запиши! — кричал Борис Михайлович. — Существует только то, что записано. Любая запись — она как книга: всегда учит…

«Другой вопрос — чему?» — спросил вчера сам себя Борис Михайлович, закрыл глаза и сразу уснул.

Рогов помялся, посидел немного, но ровное сопение руководителя подсказывало: это надолго. Пришлось сегодня вернуться к прерванной теме, показать вчерашние записи и в ответ получить вопрос: «Что за чепуху ты здесь написал?». Виталий не нашелся, что ответить, как тут же получил вопросы об имени и фамилии. И сейчас, стоя перед руководителем по стойке «смирно», Виталий лихорадочно придумывал предлог, чтобы сбежать.

Спас ситуацию телефонный звонок, отвечая на который Борис забыл об аспиранте, незаметно покинувшем его жилище.

Звонили из Омска. Борис с трудом вспомнил о своем последнем запросе и не сразу сообразил, о какой «бабушке» и каком «доме с сундуком» идет речь. Переспрашивая и записывая предполагаемые места, куда могла бы переехать «бабушка», Борис понял наконец, что единственным местом обитания старухи сегодня может быть только квартира ее дочери. Переспросив в который раз имя, Борис аккуратно записал все, что было известно в Омске об этой дочери: и отчество, мол, у нее придуманное, и фамилию она несколько раз меняла, да и с законом у этой Татьяны были нелады еще с детства.

— Что-то Степан давно не приходил. Неужели с котом нянчится? — Борис осмотрелся и понял, что это его голос. Попытался произнести эти слова «про себя» — не получилось. Подумал над этим минуты три. Через пять забыл. А через десять позвонил аспиранту: «Когда же ты ко мне соизволишь явиться? Или решил забросить диссертацию?». Не дождавшись ответа, бросил трубку. Походил по комнате и снова подошел к телефону. Пальцы жили своей жизнью, набирая привычные номера.

— Имя? Фамилия? Кто спятил? Я спятил? Фамилия, спрашиваю! — на минуту Борис вспомнил, что кто-то ему сегодня называл свою фамилию. — Значит, не спятил, — сказал вслух и положил трубку.