Dasha - Ответственный редактор С

— Отведаем роскошный ужин в курорте на побережье?

— Давай, давай!

— Дорого.

— Мам, у нас хватит денег?

Дождь хлестал под порывами ветра. Мы уже были в Манадзуру, преследователя видно не было. В комнате было светло и чисто. Выдвинув глубокий ящик, мы обнаружили в нём халаты и пижамы белого цвета. Момо извлекла халат и накинула его на себя поверх одежды.

— Я в нем утонула, — стягивая халат, изрекла Момо и принялась раздеваться. Оставшись в плавках и майке, она снова облачилась в халат. Присев на краешек стула, она небрежно откинулась на спинку и, положив голову на сцепленные на затылке ладони, уставилась в потолок.

— Я хотела разок надеть халат, — приняв нормальную позу на стуле, проговорила она, теребя пальцами махровый рукав.

Мне вспомнился больничный запах. Наверное, потому что комната была очень светлой. Такой запах витал в палате, в которую перевели моего отца из реанимации, куда он попал после сердечного приступа. Больница мне казалась местом, где всегда светло и тихо. Мы уложили худое тело отца на койку. Надели на него любимую пижаму взамен больничной, которую выдали в реанимации. Мы — мама, я и медсестра — осторожно меняли на нем одежду. Отец уже пришел в сознание, но глаза его по-прежнему были крепко зажмурены. К носу и рту тянулось несколько трубок. Спустя некоторое время его выписали, но уже в следующем году его опять хватил удар, и из больницы он уже не вышел.

— Тебе идет, — похвалила я, Момо, наморщив носик, смущенно улыбнулась. — Деньги на роскошный ужин у нас есть.

— Здорово!

— Пойдем гулять, когда дождь кончится?

— А он кончится?

— Кончится когда-нибудь.

— Когда-нибудь, — подытожила Момо и опять принялась играться с рукавом халата.

Начавшись внезапно, дождь также внезапно прекратился. После дождя вкусно запахла трава. Особенно сильно благоухала молодая, мягкая, словно мех, травка. Шагая по дорожке, мы обогнули гостиницу. Момо шла, перекинув через плечо небольшую сумку. Порывистый ветер еще не улегся. Он теребил волосы. Момо вытащила заколку и, щелкнув, зацепила волосы. Выбившиеся спереди пряди упали на лоб.

— Насчет папы…

— Папы?

Песок на пляже почернел от сырости. Мы расстелили на большом валуне платок и уселись рядом.

— Папа курил?

— Иногда, — подумав, ответила я. Никак не могла вспомнить.

Больше Момо ничего не спросила. Я смогла снова говорить о Рэе с тех пор, как мне в голову пришла идея снять табличку с его фамилией. До этого я старалась делать вид, что его никогда не существовало. Я не только не могла говорить, я не могла даже думать о нём. Не появлялся он и в моих снах. Я слышала где-то, что если потеря не снится, значит, боль утраты еще не угасла.

Когда ко мне вернулись силы говорить о нём, я показала Момо фотографию Рэя. Пока я не заводила речь о муже, Момо ни о чем меня не расспрашивала. Она понимала. Подсознательно. Тогда она понимала, что бесполезно спрашивать меня о нём.

Я говорила только о том, что он сбежал. Мысли о другом не шли в голову. Мы любили друг друга, поженились, родили ребенка. После рождения дочери и до самого дня исчезновения мужа мы были счастливы. Сначала надо было бы рассказать ей всё именно так, но я не сделала этого. Момо было восемь, когда я рассказала о нём. «Ммм», — только протянула Момо. Только в средней школе Момо впервые заговорила об этом. «Тогда я плохо поняла то, что ты мне объясняла. Так, мол, и так, папа от нас ушёл, — сказала ты, а я только подумала: да, он плохо поступил. Но папа с нами давно уже не жил, поэтому мне было все равно, хороший он или плохой», — так объяснила мне Момо, перейдя в среднюю школу.

— Ты и папа любили друг друга? — спросила Момо, сидя рядом на камне.

— Да, — ответила я, поразившись, услышав слово «любили». Ветер легко перебирал выбившуюся челку Момо. Её открытый лоб и брови сильно напоминали Рэя. В их плавном изгибе сквозила доброта.

— Как это, когда есть папа?

— Не знаю.

— Но у тебя же, мама, был папа.

— Но он совсем другой человек, чем твой отец.

— Если другой, то все по-другому? — заморгала Момо. — Холодно. Пойдем обратно.

Платок, на котором мы сидели, промок и потемнел. Мы взялись за руки, как когда-то давно. Рука у Момо была совсем взрослая. По размеру не уступала моей.

— Странно, что мы сегодня заговорили о папе, — по дороге обратно заметила я. Сны о Рэе до сих пор не приходили ко мне.

На обратной дороге меня догнала она. Та женщина. Она была рядом и во время ужина. Украдкой ела из наших тарелок. И мою еду, и еду Момо. Похоже, креветки особенно пришлись ей по вкусу, она беспрестанно таскала их с блюда с морепродуктами в томатном соусе. Она могла есть сколько угодно, пока хоть что-либо оставалось на тарелке. Всё, что она поглощала, похищая с тарелок, продолжало лежать на своих местах нетронутым, поэтому она могла брать лакомые кусочки бесчисленное количество раз.

— Проголодалась? — спросила я, женщина кивнула.

— В меня еще много войдет, — Момо тоже ответила мне. «Я спрашивала не у тебя», — подумала я про себя, но вслух не сказала. У меня хорошая девочка, сразу отвечает. Послушная, хорошая девочка. Я улыбнулась Момо. На лице женщины появилось пренебрежительное выражение. По телу, как электрический ток, пробежал холодок.

Немного позднее я осознала, что в ту минуту во мне вспыхнул гнев. Женщина исчезла. Я не могла допустить, чтобы между мной и Момо появился еще кто-то. Я поняла это вдруг. На берегу моря мы вновь стали близки друг другу. Мне хотелось быть ближе к ней, к Момо. Но сама Момо ускользала от меня. Приблизившись на шаг, тут же устремлялась прочь. Сознательно или нет, она не прекращала с легкостью совершать движения туда и обратно.

Такого гнева я не испытывала с тех пор, как нянчила маленькую Момо. Тогда, была на то моя воля или нет, ни одно существо не способно было встать между нами. Ведь мы были рядом ежечасно. Не могу сказать, что такая близость всегда доставляла мне лишь радость. Я сильно уставала. Моя жизнь текла монотонно, словно у ползающего по земле животного. Кормление, варка, мытьё пола, уборка, сушка, глажка белья — моё тело не знало покоя, у меня просто не было сил интересоваться чем-то за пределами этого мирка. Мои глаза смотрели только вниз.

— Там что-то пролетело.

— Что же?

— Может, самолёт…

Женщиной это не могло быть. Момо разглядывала небо. Круглый столик, за которым мы сидели, стоял около окна, взору открывалось только небо и море.

— Очень вкусно, — сказала Момо, подняв глаза на убирающего тарелки с нашего столика официанта.

— Большое спасибо, — радостно поблагодарил тот. Рядом опять возникла женщина.

— Ты что-то знаешь о Рэе? — попробовала я задать вопрос женщине. Момо уже спала, свернувшись комочком под одеялом на соседней кровати. Даже дыхания не было слышно. Только иногда, когда она начинала ворочаться во сне, доносилось что-то вроде вздоха.