Маргарита Меклина - Моя преступная связь с искусством

…Эти бледно-зеленые, подгнившие кружочки кольраби (нар е зала, чтобы дочь без промедления клала в рот витамины), имбирный корень, котлеты либо вымоченные в молоке кусочки морковки — как будто ее такое схожее с моим тело. Не могу взять в рот ни куска.

А ведь когда-то — когда мне было семь лет — и мы отправлялись в поход за грибами (болоньевая куртка, складные ножи, стоящие носами к порогу резиновые сапоги и сухие, девственно белые, еще не пропитанные влажным грибным духом корзинки) — я любила обыкновенные яйца, которые она варила вкрутую для меня и моей младшей, еще не подозревающей о своем бесплодье, сестры.

Любила выращенные родителями в парнике твердые, колючие огурцы.

Зеленые как яблоки, мелкие как ягоды, помидоры (те, которые через двадцать пять лет вызовут рвотный инстинкт).

А также смуглую, облитую, как загаром, соусом курицу, которую она, набивая цену своим кулинарным рецептам (и заставляя наши рецепторы трепетать), называла «цыплятами табака».

Работая над статьей ко Дню Матери и подхлестывая воспоминаниями чувство пьянящей вины, Ирена строчила:

«Отчего я на нее затаила обиду? Оттого ли что, сама не умея одеваться по моде, она, придирчиво оглядывая меня по утрам и одергивая на мне сарафан (я вырывалась), спрашивала: „ну почему на тебе все так отвратно сидит?“ Оттого ли что, беспокоясь, все ли дает своим детям, без стука заходила в подростковую, подозрительно притихшую келью с тарелкой, полной еды? Оттого ли что, неуверенно чувствуя себя „на глазах всего света“, запрещала нам приглашать в гости друзей? Что ругала отца, когда он, засунув вихрастую, витающую в облаках голову в холодильник, съедал приготовленный мне — из всего самого дефицитного — „оздоровительный“ бутерброд? Что отправляла его на болото за продрогшей брусникой и клюквой, так что зимой семья могла пить питательный сок? Оттого ли, что всегда была мнительной, чувствительной, злоязыкой, не позволявшей себе слишком близко приближаться к собственным детям — но из-за каких-то собственных, глубоко запрятанных, нанесенных в детстве или юности ран, а не потому, что была холодна».

Заказать

севиче такое

севиче сякое

ах ты сявка такая ну и дочь у меня

розовое и желтое, перченое, некипяченое,

принесенное многажды в многоэтажном шалашике и уложенное в четыре ряда, одно над другим.

Испанскую паэллу

чудо-пиалу, в которой плавает рыба-пила

глубокую тарелку с оранжевым соусом, в котором плещутся гады морские на аппетитной мели

сестра сообщает со знанием дела: когда я им звонила, мать лежала пластом

ах это веселие на костях —

съесть все с хохотом, с хрустом, с размахом, не прекращая безумного пира безо всякой вины!

Мать с нетерпением ждала рождения внучки.

На восьмом месяце Ирена пригласила ее на бэби-душ. [4] Бэби-душ — baby shower — традиционный американский обычай, когда гости приходят к беременной женщине (часто на последних сроках беременности) и одаривают ее подарками для будущего малыша.

— А кто еще будет? — вопрошает нервически мать. Неужели всех родичей позвала? Рассчитываешь небось на наследство? Кому нужен этот пир во время чумы?

— Так я и тебе приглашенье послала, — не сдается Ирена. Мать высказывается категорично и резко:

— Поеду я в эту клоаку! В это гадючье гнездо!

Но в трубке молчание, ее слова оставлены без ответа, и она тревожно, просительно говорит:

— Алло! Алло! — чтобы удостовериться в том, что ее мессидж услышан — а потом продолжает зычно и громко, как будто обращается в невидимый зал:

— Кому нужны эти буйные, бурные сборища? Угробишь ребенка, еще не родив! Для чего наприглашала сорок пять человек?

Ирена, спустив курок, разражается убийственной очередью:

— Ну не вдвоем же как вы с отцом — чураясь всего — в квартире сидеть! Притворяясь, что дома никого нет даже когда звонит почтальон! Сама видела, как вы крадучись подходите к двери, глядите в глазок, а потом убедившись, что ничего опасного за дверьми нет, продолжаете заниматься своими делами. А он там стоит!

— Ну и гадина ты, — мать говорит и после выразительной выпуклой паузы опять встревоженно спрашивает:

— Дочура, ты где, ты слышишь меня?

За несколько дней до бэби-отдушины она позвонила:

— Что привезти? Как твое самочувствие? (а сама только что, баюкая сердце, приехала в тапочках на такси от врача) — Ирена, по опыту зная, что отбояриться не удастся, оттарабанила овощной список: цуккини патессоны спаржу капусту.

— А рыбу какую?

— Терпеть ее не могу.

Рыбу Ирена любила, но мать разучилась готовить, так как с некоторых пор употребляла в основном только отруби, травы, отвары и «оздоровительные» семена.

Вареная рыба и обескровленно-белая кура в измазанных жиром коробках напоминали Ирен трупы младенцев. И рыба, и бескрылая кура летели в ведро.

— Да там же все аминокислоты! Без рыбы ребенок будет плохо расти.

— Ну тогда камбалу! — наугад называла Ирена.

— Второй группе плоскую рыбу нельзя!

Ирена знала, что мать, нацепив на кончик острого носа бросовые очки из «Росмарта», готовится занести ее ответы в блокнот.

— Доча, а фрукты какие? (растягивая слова, скрывая стеснение, не зная о чем говорить и одновременно боясь, повеся трубку, остаться одной в приевшейся привычной квартире).

Ирена, опасаясь конфликтов, отвечала подробно на каждый Вопрос:

— Клубнику и киви

а еще сейчас сезон апельсинов

на остальное нечего тратиться

вам самим деньги нужны.

Мать заявляла со знанием дела:

— Твоей группе крови необходимы лимоны, а апельсины — лишь вред.

В конце разговора она поднабирала у Ирены на закусочку новостей — кто кого в вечернем репортаже убил, кто с кем в мыльной опере разошелся — как будто эти сюжеты, обсуждаемые огромным количеством телезрителей, могли их сроднить.

— А Уотсон-то как? Неужели его оправдают? — волновалась она, спрашивая про преуспевающего продавца пестицидов, столкнувшего с лодки ожидающую ребенка жену, а потом с радостным смехом делилась впечатлением дня:

— Сегодня было телешоу с участием актрисы Барбары Боббинс — у нее двойня. Ведущая попросила у нее разрешения потрогать животик — такой круглый у нее, совсем как у тебя. Может, и у тебя тоже близняшки? А я не возражаю, хоть трое — ведь мы насобирали столько детских вещей!..

На следующий день, явившись с кучей перекормленных, наполненных до отвала бумажных пакетов, она приносила все совершенно другое (руководствуясь особым «оздоровительным» списком):

мексиканские бледно-зеленые, сырые пепитас

мороженую, то ли мореную, то ли моченую клюкву

несоленые безвкусные тыквенные семена,

филантропный джем «филиппинское манго», выдаваемый в стеклянных пузатых количествах нелегалам и неимущим (энергичные русские эмигранты приходили на раздачу с рассвета),