Дэйв Пельцер - Ребенок, который был вещью. Изувеченное детство

Мамин секрет заставил меня еще больше ценить собственную жизнь.

Пронзительные крики чаек врываются в мои мысли. У меня руки дрожат, но уже не от холода. Я вытираю мокрые от слез щеки. Я плачу не о себе, но о маме. Плачу так сильно, что меня всего трясет. И не могу остановиться. Плачу о матери и об отце, которого потерял из-за страшного семейного секрета. Обычно я все это держу в себе и поэтому часто начинаю сомневаться, действительно ли я что-то значу для других людей и заслуживаю ли их внимания и одобрения.

А теперь плачу, потому что хочу отпустить.

Закрываю глаза и начинаю молиться. Я прошу у Бога мудрости, чтобы стать лучше, сильнее. Потом поднимаюсь и смотрю на раскинувшийся передо мной океан. Мне стало гораздо легче, я словно очистился от всего, что мешало жить. Пришло время двигаться вперед.

Поездка на машине с опущенными стеклами под джазовую мелодию Пата Метени помогла мне окончательно прийти в себя. Я останавливаю машину перед виллой Рио в Монте-Рио; это место уже давно стало моим вторым домом. Владельцы, Рик и Дон, суетятся, готовясь к приходу гостей. Безмятежная красота виллы Рио покорила меня с первого взгляда и до сих пор заставляет сердце биться чаще. Уже много лет я и мой сын Стивен для Рика и Дона являемся частью семьи, и для меня это очень много значит.

Мы со Стивеном устраиваем шутливую потасовку, и, когда мне наконец удается повалить его на пол, сын обнимает меня за шею и спрашивает: «У тебя все в порядке?» Он еще совсем ребенок, но понимает гораздо больше, чем другие дети в его возрасте. Иногда меня поражает то, с какой точностью он угадывает мои чувства. Стивен не только мой сын, но и самый близкий друг.

Остаток дня мы возимся с конструктором и играем в «Монополию». Я уже давно понял, что многолетняя служба в армии и навыки военной стратегии не помогут, если против тебя выступает беспощадный семилетний мальчуган, завладевший двумя секторами и установивший там отели. (Я до сих пор должен Стивену часть ренты!)

Проиграв еще несколько раз, я веду Стивена на берег Рашн-Ривер. Густой запах горящего дерева смешивается со сладким ароматом секвой. Зеленая гладь реки становится прозрачной, и только едва слышный плеск волн говорит о том, что Рашн-Ривер по-прежнему здесь. Солнце медленно опускается за холм, золотя последними отблесками старую ель на противоположном берегу. На берег начинает наползать пелена тумана. Не говоря ни слова, мы со Стивеном беремся за руки. Я чувствую, как к горлу подкатывает комок.

— Я тебя люблю, пап. С днем рождения, — говорит Стивен, прижимаясь к моей ноге.

Много лет назад я и представить не мог, что в моей жизни случится нечто подобное. Тогда у меня почти ничего не было. Сегодня я своими руками построил утопию; у меня есть то, о чем можно только мечтать, — жизнь и любовь сына. Стивен стал моей настоящей семьей.

Приемный ребенок

Если бы я остался с моей биологической матерью, то был бы убит — на этот счет у меня нет никаких сомнений. Опекуны стали для меня не просто спасением, но открыли настоящий новый мир. Временами, конечно, приходилось нелегко: я не мог прижиться в очередной семье и, покидая один дом, не знал, что ждет меня впереди.

Сейчас, оглядываясь назад, я чувствую огромную благодарность «системе», которую многие члены общества отвергают и считают несостоятельной. Мне не трудно написать о слабой стороне социальных служб в целом и социальной опеки в частности. Но я никогда не ставил перед собой такой цели. Для меня гораздо важнее было показать читателю мир, практически недоступный большинству из нас, причем я хотел, чтобы вы взглянули на него глазами травмированного ребенка, заранее запрограммированного на поражение, ребенка, лишенного семьи и отданного чужим людям.

Я никогда не забуду мисс Голд, которая в первую очередь беспокоилась о моей безопасности. В прошлом я очень часто не мог по достоинству оценить ее заботу, и, к сожалению, не только я. Мало кто может представить, через что проходят люди, работающие в службе защиты детей.

Очень многие искренне убеждены в том, что сотрудники соцзащиты вламываются в чужие дома и отрывают детей от любящих родителей или же что они никогда не занимаются случаями, когда ребенку действительно нужна помощь. Но проблема не в том, что служба защиты детей плохо работает. На самом деле все обстоит куда хуже. В 1973 году мой случай был одним из нескольких тысяч подобных в штате Калифорния. Спустя двадцать лет в том же самом штате количество детей, подвергшихся издевательствам в родной семье, достигло 616 000.

Социальных работников слишком мало, чтобы они успевали помочь каждому ребенку, попавшему в беду. В первую очередь занимаются детьми, подвергшимися наибольшей опасности. Как только сообщение об этом поступает в службу соцзащиты, начинается расследование, во время которого вся информация оказывается строго засекреченной. То есть те, кто нашел в себе смелость доложить об издевательствах, находятся в полном неведении и часто начинают сомневаться, а заинтересовалась ли соцзащита этим случаем. Суть в том, что главная цель подобных служб — обеспечить безопасность и конфиденциальность несовершеннолетнего. И ангелы соцзащиты работают на пределе моральных и физических сил, чтобы спасти ребенка.

Что касается моих опекунов, то именно благодаря им я стал человеком. Им вручили бесформенную массу, из которой они смогли сделать самостоятельную личность, готовую идти вперед. Перед каждым из них я в неоплатном долгу. К несчастью, практически всем моим опекунам пришлось пройти из-за меня через настоящий ад, особенно Катанзе, к которым я попал в «период адаптации». Любовь и забота Лилиан и Руди в какой-то степени спасли меня от гибели. Ну а Элис и Гарольд Тёрнбоу стали настоящим подарком небес, именно они внушили мне, что я достоин нормального отношения, что я смогу пройти через любые испытания. Проще говоря, они позволили мне стать обычным ребенком.

Вот что делают опекуны!

Даже сейчас я не могу понять, откуда у них берутся силы и желание посвящать себя такому занятию. Невозможно представить, каково это — иметь дело с ребенком, травмированным морально и физически, причем не с одним, а сразу с несколькими такими детьми, проживающими в доме опекунов.

Но широкая общественность редко заговаривает о любви и сострадании этих людей. Гораздо чаще начинают утверждать, что опекуны занимаются этим только из-за денег, то есть наживаются на проблемах окружающих. Если это так, то почему более шестидесяти пяти процентов опекунов Айовы в конце концов усыновляют своих подопечных, тем самым лишая себя каких-либо пособий и финансовой помощи от государства? Просто они не могут поступить иначе. Усыновление — высшая честь и заветная мечта ребенка, мечтающего стать полноправным членом настоящей семьи.