Ё. Хэмми - Теплая вода под красным мостом

В этих словах Саэко был сокрыт важный для меня момент — то есть для чего именно я должен был немедленно вступить в действие. Однако я пока ограничился тем, что спросил лишь о «способе» избавления от воды. По-моему мнению, проблема заключается в том, каким способом происходит избавление от воды — праведным или неправедным.

Вопрос был глупый, из разряда домыслов дурака-следователя. Если исходить из того, что в эти шесть дней имело место истечение воды, значит, это могло быть достигнуто только так называемым неправедным способом, поскольку я — единственный «ключ к воде» — иными словами человек, практикующий праведный способ, — в данный период отсутствовал. Но Саэко было не так-то просто сбить с толку; она парировала:

— Объем воды уменьшился сам собой! Но ведь это здорово!

Уменьшился сам собой… Вполне невинное объяснение. Я попытался изменить тактику. Глубоко вздохнув, начал спокойно рассуждать. Хорошо. Теперь я буду не просто «ключом», а «ключом, способным думать». Что касается воды, то я успел стать просто экспертом в данной области. Думаю, что я уже интуитивно чувствовал объем воды — стало её меньше или больше. Всё это я изложил совершенно спокойно.

Шея Саэко затрепетала, как берёза под ветром. В карих глазах выступили слёзы:

— Прости меня. Я уже никак не могла больше терпеть. Это не повторится, пожалуйста, извини меня!

От её плачущего голоса меня словно покрыла ледяная корка. Как лист в холодный зимний день. Лист может обледенеть, едва коснувшись поверхности пруда.

У неё появился другой мужчина?

Может быть, пока меня не было, какой-то другой мужчина, перейдя через красный горбатый мост, явился к Саэко? Я опустил голову. Продолжая плакать, женщина отодвинула занавеску на окне, обращенном к морю, а затем открыла окно.

— Посмотри туда.

На помосте для сушки белья стояла клетка для птиц. В ней находилось нечто, похожее на свернутый носовой платок тёмно-синего цвета. Это была летучая мышь. Она висела на прутьях вниз головой и смотрела на нас своими чёрно-синими глазками. Возможно, та самая, что мы видели в зоомагазине у реки?

— Ты что, решила держать дома летучую мышь? — поинтересовался я у Саэко. Я был поражен — но в то же время испытал колоссальное облегчение. Никакой другой мужчина в мое отсутствие к Саэко не приходил.

— Да!.. Я украла её. Одну из двух. Это произошло на четвёртый день после твоего отъезда в деревню. Воды набралось так много… По самое горло!

Саэко приложила палец чуть ли не к подбородку и расплакалась, как бы давая понять, что вправе рассчитывать на прощение. Во мне одновременно вскипели злость и досада. Я живо представил себе картину происшедшего.

Переполненная жидкостью, Саэко, шаркающим шагом и выворачивая внутрь носками ноги, проходит в полутёмную глубину зоомагазина. Хозяин клюет носом после обеда. Женщина едва ли не пьяными глазами смотрит на клетку с летучими мышами. Затем её белая рука открывает дверцу клетки и тянется к одной из летучих мышей. Хватает её за тёплое тельце, задрапированное в «мантию». Мышь цепляется своими тоненькими пальчиками за решётку клетки, пытаясь вырваться. Но Саэко всё же удаётся её отцепить. Вторая мышь слегка дрожит в своём «манто», тоскуя о разлуке с дружком.

Украденную мышь почти механически суют в сумку, точно так же, как было в случае с сыром. Ох! Раздается слабый стон. Выплёскивается тепловатая жидкость. Она просачивается сквозь трусики, течёт по ногам, достигает туфель, стекает по полу, скапливается в тёмной впадине и образует лужу. Чуткая обезьянка возмущённо верещит своим визгливым голосом. Саэко приходит в себя. Быстро выходит из зоомагазина. Под каблучками туфелек хлюпает вода. Лужа поблескивает в вонючем полумраке…

Я спросил у Саэко:

— А что ты собираешься делать с мышью? Это не сыр, её пополам не разрежешь и не съешь!

Саэко вытерла слезы:

— Я оставлю её себе. Буду за ней ухаживать. Она такая славненькая. Когда я только достала её из сумки, мышка совсем перепугалась, представляешь, описалась! У мышки такая крохотная розовая пиписка, такая маленькая! Меньше, чем ягодка нандины. На грудке маленькое светлое пятнышко, оно поблескивает в коротком пушке, как крошечный бриллиантик. Мне стало её ужасно жалко. — Она вытерла слезы.

Чтобы избавиться от воды, Саэко украла неисчислимое множество самых разных вещей. Из чувства стыда эти краденые вещи она хранила втайне. Теперь последовала летучая мышь. У этой разновидности летучих мышей — премиленькая физиономия, похожая на мордочку новорожденного ослика; у неё трогательные, широко раскрытые глазки; носик-пятачок, как у маленькой свинки. Эта порода летучих мышей не внушает того отвращения, которое возникает обычно при одном упоминании летучей мыши.

Вот какие мысли посетили меня, пока я разглядывал висевшую вверх тормашками летучую мышь; причём, глядя на неё, я словно сам перевернулся вверх ногами. Опять я задумался о взаимосвязи всего сущего в природе…

Эта мышь прибыла в Японию с Аравийского полуострова или из Северной Африки. Прошла через руки нескольких дельцов, а потом на корабле или на самолете попала в далекую Японию. До этого мышь наслаждалась ночными полётами вокруг Гизских пирамид в обществе законной супруги или любимой подружки. Вероятно, какой-то усатый и смуглый восточный мужчина поймал эту парочку в свою сеть. Потом мышь отправили в дальневосточную богатую страну, где любят держать дома разных диковинных существ, и по сходной цене продали в зоомагазин, где уже томились другие представители животного мира, не имеющими никакого отношения к пирамидам. Теперь мышь ждала своего покупателя. Но неожиданно его «взяла в плен» и заточила в клетку некая японка, у которой при избытке жидкости в организме возникает желание украсть. И вот теперь эта несчастная мышь сидит в клетке, стоявшей на помосте для сушки белья и любуется ночным видом Тихого океана, раскинувшегося за рекой. Всё связано между собой, всё переплелось в этом мире…

Я как друг Саэко понимал, что она совершила кражу потому, что из-за моего шестидневного отсутствия иначе не могла избавиться от воды, переполнявшей её. Другими словами, если бы мою мать не положили в больницу по поводу острой почечной недостаточности, то я бы сейчас не взирал в растерянности на летучую мышь, которая в своё время, возможно, летала вокруг пирамид, а сейчас висела вниз головой и в свою очередь взирала на нас. Если бы я не стал невольным свидетелем кражи сыра у касс супермаркета, то теперь не смотрел бы на эту самую мышь в клетке в доме Саэко.

Я вздохнул. Моим размышлениям о взаимосвязях в природе, казалось, не было конца — они то прерывались, но накатывали с новой силой. А всё потому, что эти взаимосвязи находятся в постоянном движении, в развитии, и не имеют ни прошлого, ни будущего. Мышь в клетке как-то грустно тряхнула своей «мантией». В клетке словно сгустилась странная атмосфера, рассказать всё о которой не хватило бы и десяти лет. Я ощутил в этой висевшей вниз головой мыши, попавшей сюда из далёкой-далёкой страны, некое мужество и какое-то печальное достоинство. В конечном итоге, летучая мышь мужского пола тоже оказалась вовлечённой в историю Саэко с её «водяной болезнью». Я вдруг ощутил невольную симпатию к этому маленькому существу.