Ильза Айхингер - Мимо течет Дунай: Современная австрийская новелла

Восставшие рабочие Петрограда не признали охранной грамоты. Они не прельстились блестками и мишурой. У них под рукой были пробные камни потверже для проверки вины и невинности. Партизаны-антифашисты из Лигурии, правнуки и лучшие ученики Гарибальди, так же мало церемонились с царскими безделушками в Сан-Ремо в 1945 году, как и красногвардейцы в Царском Селе в 1917-м. Царство фей упаковали в ящики и разослали по детским домам. И там и тут. Тем не менее самые искусно выполненные куклы, самые послушные марионетки, персонажи китайского театра теней, матерчатые фигурки, говорят, попали в Царское Село из Сан-Ремо… в качестве зимних трофеев из благодатного края, где зимы не бывает.

Что же дальше? В тот день мы осматривали расположенные в субтропических парках памятники и места боев. Достопримечательности тут повсюду.

Мы вошли в замок Девакен, поле битвы мирных переговоров 1920 года, где еще стоит стол с инкрустациями, на котором было подписано международное соглашение о морских проливах. На Корсо Кавалотти нам показали уютную старомодную виллу господина Альфреда Нобеля, того самого шведского промышленника и инженера, специалиста по взрывчатым веществам, который изобрел динамит и Нобелевскую премию. Но тут Аннунциата потащила нас к ступенчатому спуску, и мы направили свои стопы к старому городу.

Проблуждав недолго по торговому кварталу Пиньи, мы разыскали наконец рекомендованного нам pupazzettista [12] Кукольных дел мастера (итал.). Убальдино Мотта, карикатуриста, фабриканта кукол и марионеток. В его тесной мастерской за магазином в просвете между шелковыми занавесями и японскими раздвижными перегородками было видно, как группа девушек работает при свете ламп, низко склонившись над лоскутками материи и всякой всячиной, необходимой для изготовления разных кукол. Узкие плечи, полурастрепанные узлы волос, тесемки фартуков, локти, нежные затылки.

Синьор Убальдино подозвал нас поближе к прилавку, где он расположил отдельными кучками «pupattole» — мягкие куклы, «pupazzi» — марионетки, «fantocci» — смешные фигурки, «burattini» — деревянные куклы и «buttafuori» — куклы в виде восточных властителей. Вообще-то «buttafuori» — это те, кто в театре распоряжается за кулисами и в соответствующий момент подает актерам энак на выход. У нашего маэстро Убальдино ведущий спектакля превратился в южнокитайского, квантунского фокусника, за которым следовало пестрое шествие фантастических азиатских полишинелей. Эта маленькая компания была пышно разодета во всевозможные национальные костюмы из парчи, плюша, бархата, золотого шитья и шелка. Тут были и невиданные, диковинные костюмы — их прототипы, возможно, будут когда-нибудь обнаружены на соседних планетах.

Убальдино немного говорил по-немецки. Его нескладный, ломаный, но там, где требуется, весьма находчивый немецкий язык, как у домашней прислуги, явно был предметом его гордости. Он откровенно радовался, что может щегольнуть перед Аннунциатой. Широким жестом он показал на пестро разряженный смешанный народец — предмет его искусства. «Да, да, все это сама жизнь. Что поделаешь? Будем рассуждать здраво. Это надо понимать. Людям нужны карлики, синьора. — И он отвесил Аннунциате театральный поклон. — Люди всегда нуждаются в карликах, чтобы разыгрывать из себя великанов. Поверьте, даже среди детей встречается эта мания величия, — я неоднократно наблюдал. Маленьким девочкам требуется неограниченная материнская власть — руководящая, наставляющая, награждающая, наказующая. Крошечный матриархат в уголке комнаты. Да и мальчики командуют не только оловянными солдатиками, но и куклами в штатском, по крайней мере у нас, здесь. Они играют в предпринимателей, владельцев фабрик или магазинов или же в разбойничьих атаманов. При этом каждый карапуз, от горшка два вершка, неумолимо проявляет алчность, жестокость, жажду власти — все это удивительно точное обезьянничанье, подражание взрослым, разумеется… Может быть, малышам не следует давать кукол? Может быть, лучше было бы запретить эти игрушки, похожие на людей и совершенно беззащитные перед жестоким обращением?..»

«Кто же тогда играл бы в ваши куклы?» — мягко спросила Аннунциата и улыбнулась. Слова Убальдино казались ей кокетливым и хвастливым оригинальничаньем. Она вообще не принимала этого человека всерьез.

«Вы спрашиваете, кто, уважаемая?.. Разумеется, мы, взрослые. Куклы — принадлежность жизни взрослых людей, синьора. Как некогда, в давние времена, маленькая фигурка тотема братски объединяла нас с миром животных, с звериным божеством, так в наши дни кукла связывает нас с человечеством. Куклы — единственные существа на земле, имеющие человеческий облик и при этом свободные от эгоизма, недоброжелательности, коварства, тщеславия, любопытства, злорадства, зависти и грубой воинственности. Какие бы пытки ни вытерпел в детских руках бедный гомункулус, ему неведома жажда мести и возмездия…»

Мне надоел этот дурацкий проповедник. «Хватит», — подумал я и неприметно подмигнул Аннунциате, чтобы она поторопилась со своей покупкой. Экзальтированный субъект упрямо засыпает своих покупателей эффектными отходами где-то нахватанной мнимой философии только для того, чтобы оправдать до бесстыдства высокие цены на свои изделия или хотя бы заморочить голову. У него наверняка было еще одно намерение: с помощью изысканной болтовни внушить своим интеллигентным покупателям, что они куда глупее его.

«Если вы разрешите мне под конец сделать по секрету еще одно замечание, синьора, — добавил он и слегка склонил лысую голову, глядя поверх роговой оправы очков, — то я сообщу вам, что в числе постоянных покупателей моего покойного отца, завещавшего мне и мастерскую и магазин — фамильную фирму, которой мы владеем уже четыре поколения, в свое время были даже коронованные особы. Я вспоминаю прежде всего ее величество покойную русскую царицу Александру, разборчивую даму, как говорил мой добрый отец, и верную покровительницу нашего города. Мы работали для высокопоставленной заказчицы много лет и много зим. И если сказать, что Altezza serenissima [13] Светлейшее величество (итал.). в общей сложности приобрела у нас лично для себя и для подарков целых пять тысяч душ (так принято именовать и считать художественных кукол), то эта цифра осторожности ради явно приуменьшена. Боже мой, куда теперь девались эти маленькие коллекции?»

Заметив, что покупательница еле сдерживает нетерпение, он спокойно сделал отстраняющий жест и заставил ее слушать дальше.

«Прошу прощения, сударыня. Я не «monarchico», [14] Монархист (итал.). боже избави! Но согласитесь: куда выгоднее, чтобы правители распоряжались целлулоидными и восковыми фигурами, нежели человеческим духом и телом. У меня есть в Сан-Стефано строгий духовник, патер Джачинто, он постоянно меня допрашивает: сколько ты выжимаешь из своих покупателей? Сколько платишь своим молоденьким работницам? Сколько опускаешь в церковную кружку? А я отвечаю: «Reverendissimo, [15] Ваше преподобие (итал.). я далек от политики, но я продавал куклы царице, чтобы ее наследный принц свертывал головы и выкручивал ноги не людям… Разве это не доброе дело?» Вы смеетесь, синьора. Человеку нужен громоотвод. Если отвести гнев наверху, у нас не будет развалин, не будет братских могил…»