Рустам Ибрагимбеков - Храм воздуха

— За твое возвращение, Витя, — сказал Юсиф по-русски. — Тетя Маруся, поздравляю.

— Спасибо, сынок, спасибо, — тетя Маруся подложила Юсифу вареной картошки, — видишь, какая у нас радость…

— Как ты? Давно вернулся? — Виктор погладил усы, ласково разглядывая Юсифа.

— Десяти дней нет, — ответила за Юсифа тетя Маруся.

— Работаешь?

— Нет ещё…

— Он же контуженный, — объяснила тетя Маруся.

— Это не страшно. С помощью Аллаха все преодолеем, — улыбнулся Виктор. — Ты, кажется, что-то хочешь сказать? — спросил он у Джавада.

— Я хочу, чтобы мы подняли бокалы за тетю Марусю, — Джавад говорил по-русски бойко, но смешно коверкал некоторые слова.

— Да пили за меня уже, — для виду воспротивилась тетя Маруся, хотя чувствовалось, что внимание товарищей сына ей приятно.

— Тетя Маруся нам всем как мать, — сказал Джавад, — с детства чуть что — к ней прибегали. Сегодня у всех нас большая радость, но больше всех радуется она. Давайте выпьем за её радость и в её лице за всех наших матерей.

Все дружно подняли бокалы.

— А твоя Гюля, говорят, замуж вышла? — негромко спросил Виктор, пока Джавад говорил тост. — За сына ювелира?

— Тебе кто сказал?

— Сволочи. Пока мы воевали они тут жизнь свою устраивали. Ну ничего, наведем порядок. Теперь наша очередь погулять!

На вокзальном перроне, у раздачи кипятка толкались люди с чайниками, бутылками, кружками. «Подельник» отца Фируз появился за несколько минут до отхода поезда Баку—Ростов в сопровождении родственников. Пока один из них предъявлял билет, а другие шарили глазами по толпе, опасаясь слежки, Фируз торопливо обнял Юсифа и сказал:

— Твой отец ни в чем не виноват. Его обманули. Он не знал, что накладные фальшивые.

— Почему же он на суде признался?

— Сеид-рза уговорил. Это его дела: миллионы наворовал за эти годы, а мы ничего не знали, возили себе хлеб по магазинам. А когда нас задержали, Сеид-рза договорился со следователем, они заменили накладные и получилось, что лишний хлеб как бы краденый: раз в накладных он не указан, значит мы, шофера, его сами украли с хлебзавода.

— А вы почему молчали?

— Сеид-рза уговорил: сказал, что за накладные ползавода посадят. А если мы промолчим, он на суде нас вытащит, мы-то ни в чем не виноваты. И вообще, сказал, что этот ворованый хлеб голодающим детям предназначался, детскому дому какому-то. Ну мы и поверили. А он на суд даже не пришел. И нам влепили по десятке.

— От чего отец умер? — спросил Юсиф, когда родственники уже потащили Фируза к поезду.

— Сердце. Переживал очень, что люди так правду и не узнают. — Фируз уже стоял на подножке; поезд тронулся, — Я все написал куда следует. Ответа жду. — Проводник втянул его в тамбур. — Если что со мной случится, знайте, что это дело рук Сеидрзы, — последние слова Фируза были обращены не только к Юсифу, но и к родственникам, оставшимся на перроне…

Ночью Юсиф проснулся от того же преследующего его уже много месяцев кошмара: опять его «полуторку» перевернуло, дверь заклинило, и он не мог выскочить из охваченной пламенем кабины. Видимо, он кричал во сне и разбудил мать. Дождавшись, когда она снова заснет, Юсиф встал, натянул брюки и вышел во двор.

Близился рассвет. Виктор спал во дворе на старой железной кровати. Юсиф присел на каменную ступеньку перед порогом и закурил. В небольшом курятнике под деревом дремали две соседские курицы; тут же неподалеку расположился дворовый пес Тузик; лениво приоткрыв глаза, он вильнул хвостом Юсифу и опять уснул.

Юсиф докурил папиросу, оделся и пошел к моему отцу. На улице уже появились редкие прохожие; в те годы даже незнакомые бакинцы здоровались друг с другом. Ответив на чье-то приветствие, Юсиф вошел в подъезд, поднялся по широкой мраморной лестнице на второй этаж и нажал одну из шести кнопок, столбиком выстроившихся рядом с дверью. Отец проснулся от первого же звонка.

— Что случилось? — отец был в трусах, на руке поблескивали трофейные немецкие часы — подарок деда, вернувшегося с войны в звании полковника и без правой руки.

— Поговорить надо.

Отец посмотрел на часы.

— Знаешь, сколько сейчас?

— Сколько?

— Полшестого.

— Извини. Я боялся, что ты в институт уйдешь.

— В такую рань? Что я, псих что ли? Заходи.

— Лучше прогуляемся.

— Одеться можно?

— Можно, — улыбнулся Юсиф.

Мимо Девичьей башни они спустились к Приморскому бульвару, сели на скамейку.

— Я хочу уехать отсюда, — прервал молчание Юсиф.

— Куда? — удивился отец.

— Вот об этом я хотел у тебя спросить. Куда лучше?

— В каком смысле?

— Ну ты ездил с отцом в разные города, много видел…

— Ты тоже немало попутешествовал, пока воевал, — улыбнулся отец.

— Так далеко забираться я не хочу. А Кисловодск? Хороший город?

— Это как посмотреть.

— Что же вы каждое лето туда ездили? И Гюля хвалила.

— Место-то неплохое… Но что ты там будешь делать?

— То же, что и здесь. Поедешь со мной?

— А институт?

— На один день. Поможешь мне дом выбрать — и назад.

— А зачем тебе дом?

— Купить хочу.

— А деньги откуда?

— Будут. Сегодня сможешь?

— Если надо — поеду. Так откуда деньги?

— Наследство получил.

— Нет, серьезно.

— Серьезно. Отец оставил.

— Так много?!

— Он жизнью за них заплатил. Ты сможешь купить два билета? Туда и обратно. Я отдам, когда вернемся.

— В Кисловодск несколько поездов идет. Московский, ростовский.

— Лучше на тот, который попозже уходит. А что такое «Храм воздуха»? — спросил Юсиф.

— Это ресторан такой в Кисловодске. А что?

— Гюля рассказывала.

Мимо них пробежала колонна морских курсантов…

Виктор проснулся сразу же, как Юсиф присел на край его кровати. Некоторое время он вглядывался в Юсифа, видимо, не сразу поняв, где находится.

— Это я — Юсиф.

— Вижу, — Виктор улыбнулся. — Который час?

— Рано ещё. Ты извини… У меня к тебе дело. У тебя оружие есть?

— Огнестрельное?

— Да.

— Кортик есть офицерский… Трофейный. Что-то серьезное? — спросил Виктор.

Юсиф кивнул.

— У Джавада спроси.

— У него я не хотел просить, — сказал Юсиф.

— Хочешь, я возьму?

— Лучше купить где-нибудь… Ну ладно, Витя, спи.

— Вечером что делаешь?

— Увидимся. — Юсиф, не заходя домой, вышел на улицу…

А ночью он стоял с моим отцом в тамбуре кисловодского поезда, и они беседовали о муже Гюли.

— Он неплохой парень, — сказал отец и отпил пива из бутылки. — На курс выше меня учится, на промысловом.

— Неплохие парни на фронте воевали.

— Извини, — чуть обиделся отец. — А что делать тем, кому бронь дали? Ты думаешь, мы не просились? Но фронту нефть тоже нужна была…

— Я не о тебе, — Юсиф отпил пива из своей бутылки и посмотрел в окно: поезд пронесся мимо какой-то плохо освещенной станции. — Её заставили. Я точно знаю. Родители.