Кристи Филипс - Письмо Россетти

– Нет. Она должна была поступать сюда.

– Синьорина Россетти, мне крайне прискорбно сообщать вам эту новость. Синьор Либерти неоднократно снимал деньги, но никуда их не вкладывал. А потому, боюсь, на вашем счету осталось очень мало.

Сердце у нее екнуло.

– Насколько мало?

Каттона развернулся в кресле. Только сейчас она заметила, как хитроумно устроено было его кресло – к ножкам крепились колесики, и банкир мог свободно разъезжать вдоль полок с кожаными папками. Доехав до дальней стенки, он снял с полки папку с ее именем на корешке. Перенес ее на стол, открыл, перелистал несколько страниц, провел указательным пальцем вдоль колонки цифр, затем вдруг остановился и поднял глаза на Алессандру.

– Двадцать восемь дукатов четырнадцать сольдо три пикколо, – мрачно произнес он.

– Но это невозможно!…

На двадцать восемь дукатов ей самой и двух месяцев не протянуть, не говоря уже о Бьянке и Нико.

Он перевернул папку, подвинул к ней.

– Посчитано все правильно.

Алессандра тупо смотрела на ряды цифр, обозначавших изъятия со счета, одно за другим, и возле каждой записи была подпись Лоренцо.

– Просто не верится, – пробормотала она.

– Уверяю вас, моя бухгалтерская практика отвечает наивысшим стандартам, – обиженно заметил Каттона. – Раз в три месяца все мои записи проверяет банк Джиро…

– Нет, вам я, безусловно, верю, – торопливо вставила Алессандра. – Просто не понимаю, как это синьор Либерти мог сотворить такое.

Она еще раз с отвращением взглянула на последнюю графу. Но может, Лоренцо обманывал ее не сознательно, может, это произошло случайно, по ошибке, вследствие помутнения разума, в результате болезни, повлекшей за собой и смерть? Наверное, она так никогда этого и не узнает.

– У вас есть какие-либо другие средства, синьорина Россетти?

– Нет.

– Вы задумывались над тем, как будете жить дальше?

– Не было времени подумать.

– Знаю, отец оставил вам прекрасный дом в Кастелло, неподалеку от лагуны. Возможно, стоит продать этот дом и вырученные деньги потратить на вступление в Сан Себастьяно?

Алессандра взирала на него, раскрыв рот. Ее просто потрясло это предложение, сама мысль о том, что единственным выходом для нее является принятие монашеского сана в Сан Себастьяно, венецианском монастыре, основанном поэтессой и куртизанкой Вероникой Франко в качестве приюта для падших женщин. Очевидно, Каттона все же знал о ее отношениях с Лоренцо либо догадывался, ибо подобное предложение носило оскорбительный характер. Нет ничего хуже для женщины, чем числиться бывшей любовницей, подумала Алессандра. Очевидно, этим и продиктовано столь неуважительное отношение к ней банкира.

– Если хотите, могу помочь найти покупателя, – заметил Каттона. – Вообще-то я и сам не прочь приобрести этот дом…

“Так вот оно что, – подумала Алессандра. – Мало того что я не вызываю у него ни малейшего уважения, он еще хочет поживиться за счет моего несчастья”.

– Вообразили, что сумеете запугать меня до такой степени, что я соглашусь продать вам дом? – спросила она. – И уж несомненно, рассчитываете заплатить за него куда меньше истинной стоимости?

– Я дам хорошую цену, можете мне поверить.

– Да меня тошнит при одной только мысли о том, что вы будете мирно почивать в моем доме, заперев меня в монастыре! – Алессандра резко поднялась из кресла. – Будьте любезны, мои деньги!

– Что?

– Выдайте мне мои деньги. Я снимаю их со счета.

Банкир погрузился в молчание. Какое-то время разглядывал разложенные на столе бумаги, возможно, пытался подобрать какой-то другой, более действенный подход. Но затем поднял глаза на Алессандру и понял: эта девушка не уступит.

– Что ж, прекрасно, – сказал он. – Сколько?

– Все.

Она отстегнула кошелек от пояса и положила его на стол.

– Мы, знаете ли, держим депозиты не здесь, – злобно заметил банкир и отмахнулся от кошелька, – а в специальных помещениях дворца Камерленги, здании государственного казначейства. Ну, знаете такой высокий белый дом, что справа от моста Риальто. Вот, отнесете этот чек, – с этими словами он вынул из ящика стола клочок бумаги, что-то написал на нем, – и они выдадут вам деньги.

Он окинул чек неодобрительным взглядом, протянул ей.

– Желаю удачи, синьорина Россетти, – добавил банкир, но Алессандра сразу уловила неискренность в этом его пожелании.

Чиновник из дворца Камерленги закончил отсчитывать четырнадцать сольдо, затем отпер самый большой из трех сундучков, что стояли перед ним на столе. Покосился на чек от Каттоны, затем перевел взгляд на Алессандру.

– Двадцать восемь дукатов, правильно?

– Да, – ответила Алессандра убитым голосом.

“Двадцать восемь дукатов… Как мы будем жить на эти двадцать восемь дукатов?” Она тихо всхлипнула, вытерла ладонью заплаканное лицо. Сегодня, наверное, худший день в ее жизни. Если не считать того дня, когда около года тому назад она узнала о гибели отца и брата. Сообщил ей эту страшную весть Лоренцо. А потом упал на колени и признался ей в искренней и страстной любви. Уверял, что уже давно испытывает к ней самые пылкие чувства. Умолял, чтобы она, Алессандра, позволила ему как-то помочь ей, защитить ее. Обещал, что будет заботиться о ней. И она ему поверила. Стало быть, он все это время обманывал?

Нет, решила Алессандра, этого просто не может быть. Лоренцо любил ее, она это знала, чувствовала, много раз сожалела о том, что не может ответить ему столь же пылкой и преданной любовью. То, что произошло с деньгами, должно быть, какая-то ошибка или просто несчастливое стечение обстоятельств. Только вряд ли это облегчит нынешнее ее положение, если даже она узнает правду.

– Вот, прошу, двадцать восемь дукатов, – громко произнес чиновник, и по выражению его лица Алессандра поняла, что он уже произносил эти слова раза два, если не больше, а она просто не слышала.

Алессандра начала собирать со стола сложенные аккуратными столбиками золотые монеты, как вдруг перед зданием казначейства послышался какой-то шум, и оба они обернулись на него.

Стражники широко распахнули двойные двери, и шум с улицы эхом разнесся по просторному залу с мраморными полами. Перед зданием собралась огромная толпа, ее крики и возгласы достигли слуха тех, кто находился внутри. Алессандра пыталась расслышать, о чем именно кричали собравшиеся, но крики сливались в сплошной неразборчивый гул.

Чиновник поднялся и не сводил глаз с двери. Все остальные служащие – тоже. Даже их начальники и те повернулись к двери, и на лицах всех присутствующих застыло напряженное ожидание. Но чего именно они ждали?

Через несколько секунд любопытство девушки было вознаграждено. Четыре носильщика внесли во дворец Камерленги открытый паланкин. А в нем на шелковых и бархатных подушках небрежно раскинулась женщина – самая красивая из всех, которых только доводилось видеть Алессандре. Двери начали затворяться, и крики толпы стали еще громче.