Митч Элбом - Пятеро, что ждут тебя на небесах

Прошел год, второй, третий, и он узнал, что и самых крепких мускулистых ребят в конце полета на транспортном самолете нередко рвет прямо на армейские ботинки, а в ночь перед боем даже офицеры бормочут во сне.

Он научился брать пленных. Правда, быть пленным он так и не научился. Однажды ночью на Филиппинах его отделение попало в жаркую перестрелку. Они бросились врассыпную искать убежище. Небо озарилось, и тут Эдди услышал: рядом, в траншее, его товарищ плачет как ребенок.

— Ты что, заткнись! — заорал на него Эдди и вдруг увидел, что парень плачет потому, что рядом с ним, приставив к его голове дуло винтовки, стоит вражеский солдат. И тут же Эдди почувствовал на шее холод — у него за спиной стоял еще один.

Капитан погасил окурок сигареты. Он был в их подразделении старше всех, старый вояка, тощий и долговязый, с выступающим подбородком, делавшим его похожим на одного из популярных в то время актеров. Несмотря на вспыльчивость и привычку орать прямо в лицо, так что были видны его пожелтевшие от табака зубы, большинство солдат его любили.

— Капитан… — снова заговорил Эдди, все еще потрясенный.

— Так точно.

— Сэр…

— Ну, это ни к чему. Хоть и премного благодарен.

— Прошло… А вы выглядите…

— Точно так, как когда мы расстались? — Капитан усмехнулся и сплюнул через ветку дерева.

Эдди посмотрел на него с недоумением.

— Ты прав. Плеваться тут совсем ни к чему. Здесь никто не болеет. И дыхание все время ровное. А табачок здесь отменный.

«Табачок? О чем это он говорит?» — подумал Эдди.

— Послушайте, капитан. Тут какая-то ошибка. Я никак понять не могу, с чего это я здесь оказался. Жизнь у меня была пустяковая, так? Техобслуживание, и только. Жил едва ли не всегда в одной и той же квартире. Чинил аттракционы, всякие там чертовы колеса, «американские горки», дурацкие «ракеты». Ничего стоящего. Плыл по течению, только и всего. Так вот, я хочу спросить… — Эдди откашлялся. — Что я тут делаю?

Капитан пронзил его горящим взглядом, и Эдди тут же передумал задавать ему еще один вопрос, тот, на который навела его встреча с Синим Человеком: неужели он убил еще и капитана?

— Слушай, мне все время хотелось узнать, — заговорил капитан, потирая подбородок, — ребята из нашего подразделения, они и после войны держались вместе? Уиллинхем? Мортон? Смитти? Ты с ними потом виделся?

Эдди помнил всех по именам. Только, по правде говоря, после войны они не встречались. Война как магнит притягивает людей, но и как магнит может оттолкнуть их друг от друга. Порой людям хочется забыть то, что они видели на войне, и то, что делали.

— Если по-честному, сэр, мы все вроде как разошлись. — Эдди смущенно пожал плечами: — Что уж тут поделаешь.

Капитан кивнул так, точно другого ответа и не ждал.

— А ты? Вернулся в тот парк развлечений, куда мы все обещали приехать, если выживем? Бесплатное катание для всех пехотинцев? И по две девчонки для каждого парня в «Туннеле любви»? Так ты, кажется, обещал?

Эдди едва улыбнулся. Именно так он и обещал. Это все они обещали. Только после войны никто к нему не приехал.

— Да, я туда вернулся, — ответил Эдди.

— И что же?

— И… так там и застрял. Пытался уйти. Строил планы… Но эта чертова нога… Не знаю. Ничего у меня не получилось.

Эдди пожал плечами. Капитан пристально всмотрелся в его лицо. Глаза его сузились. И, понизив голос, он спросил:

— Ты все еще жонглируешь?

— Давай! Давай топай! Топай!

Вражеские солдаты орали на них и тыкали им в спину штыками. Эдди, Смитти, Мортона, Рабоццо и капитана вели с поднятыми руками вниз по крутому склону холма. Вокруг них то и дело взрывались снаряды. Эдди увидел меж деревьями бегущего человека, который у него на глазах рухнул на землю, сраженный градом пуль.

Они шагали в темноте, и все же Эдди пытался запомнить все, что им попадалось по дороге: лачуги, развилки дорог — это могло пригодиться при подготовке побега. Вдалеке послышался шум самолета, и тошнотворная волна отчаяния захлестнула Эдди. Едва заметная грань между свободой и неволей — пытка для любого солдата. Если б он только мог подпрыгнуть, ухватиться за крыло самолета и улететь прочь от этой страшной ошибки!

Но он и его товарищи были веревками связаны друг с другом. Их запихнули в бамбуковые бараки, стоявшие на подпорках, воткнутых во влажную кашеобразную почву. Их держали в этих бараках дни, недели, месяцы, вынуждая спать на джутовых мешках, набитых соломой. Туалетом служил глиняный горшок. По ночам охранники неприятеля подкрадывались к бараку и подслушивали их разговоры. Но разговаривали они с каждым днем все меньше и меньше.

Они исхудали и ослабли. У всех торчали ребра — даже у Рабоццо, который, до того как пошел в армию, худобой не отличался. Кормили их соленым рисом и раз в день какой-то коричневой похлебкой с плавающей в ней травой. Однажды вечером Эдди выловил из миски дохлую осу. У осы были оторваны крылья. Когда ребята ее увидели, у них еда застряла в горле.

Враги, захватившие их в плен, похоже, не знали, что с ними делать. По вечерам они входили в барак и вертели штыками перед носом американцев, выкрикивая что-то на своем языке и, видно, ожидая ответа. Но так ничего и не добились.

Охранников, по подсчету Эдди, было всего четверо. По предположению капитана, эти четверо отбились от более крупного подразделения и, как нередко случается на войне, сами едва держались. Их обрамленные темными волосами лица были тощими, костлявыми. Один казался совсем мальчишкой — трудно было поверить, что он был солдатом. У другого были такие кривые зубы, каких Эдди ни у кого в жизни не видел. Капитан прозвал их: Псих Первый, Псих Второй, Псих Третий и Псих Четвертый.

— Нам ни к чему знать их имена, — сказал он. — А им ни к чему знать наши.

Люди обычно привыкают к плену — одни лучше, другие хуже. Мортон, тощий болтливый парнишка из Чикаго, всякий раз, заслышав шум на дворе, начинал ерзать на месте, тереть подбородок и бормотать «черт подери, черт подери, черт подери…» до тех пор, пока остальные не требовали, чтобы он заткнулся. Смитти, сын пожарного из Бруклина, по большей части молчал. И лишь время от времени его кадык начинал прыгать вверх и вниз, точно Смитти что-то проглатывал. Позднее Эдди узнал, что он жевал свой собственный язык. Рабоццо, рыжеволосый мальчишка из Портленда, штат Орегон, днем держался молодцом, зато по ночам нередко вскакивал с криком: «Только не меня! Не меня!»

Эдди почти все время злился. Сжатой в кулак рукой он часами бил себя по ладони, точно взбудораженный баскетболист перед игрой, как делал в юности. По ночам ему снилось, что он снова на пирсе, на карусели «Дерби», где пятеро гонятся на лошадях друг за другом по кругу, пока не прозвучит звонок. И Эдди во сне гнался на лошади то за своими друзьями, то за братом, то за Маргарет. Но вот сон прерывался, и рядом с ним на лошадях уже скакали четыре «психа», усмехаясь и тыча ему штыками в бок.