Митч Элбом - Пятеро, что ждут тебя на небесах

— Тала, — прошептал он.

Тала подняла на него взгляд.

— Та маленькая девочка на пирсе… Ты про нее знаешь?

Тала уставилась на свои ногти. А потом утвердительно кивнула.

— Я спас ее? Я ее оттуда вытащил?

Тала замотала головой:

— Не тащил.

Эдди содрогнулся. Голова его упала на грудь. Так вот оно что. Такой вот конец.

— Толкнул, — сказала Тала.

Эдди удивленно поднял глаза:

— Толкнул?

— Толкнул ее ноги. Не тащил. Толкнул. Большая штука упала. Делал ей неопасно.

Эдди недоверчиво зажмурился.

— Я же помню ее руки, — сказал он. — Это все, что я помню. Не мог я ее толкнуть. Я чувствовал в руках ее руки.

Тала улыбнулась, зачерпнула речной воды и вложила свои маленькие пальчики в большую ладонь Эдди. И он мгновенно осознал, что прежде уже держал эту руку.

— Не ее руки, — сказала Тала. — Мои руки. Я несет тебя на небо. Чтобы тебе неопасно.

И тут вода в реке вдруг поднялась, доходя Эдди сначала до пояса, потом до груди и до плеч. Не успел он еще раз вдохнуть, как детский гам над его головой смолк, и он целиком погрузился в сильное, но бесшумное течение. Эдди по-прежнему чувствовал руку Талы в своей, но тело его словно отделилось от души, плоть его точно смывалась с кости и уносилась речным потоком вместе со всей его болью и усталостью, с каждым его шрамом, с каждой его раной, с каждым мучительным воспоминанием.

Эдди теперь был не более чем лист в потоке воды, и девочка бережно несла его сквозь тени и свет, сквозь всевозможные оттенки цветов: синие, слоновой кости, лимонные, черные, — и оттенки эти, как догадался Эдди, воплощали его эмоции. Девочка пронесла его сквозь сокрушительные волны огромного серого океана, и он вдруг окунулся в ярчайший свет, сиявший над невообразимой сценой.

Перед ним был пирс, усеянный тысячами людей: мужчинами, женщинами, отцами, матерями, детьми — множеством детей, — детьми из прошлого и настоящего, детьми, еще не родившимися; в бейсбольных кепках и шортах, бок о бок друг с другом, рука в руке, детьми, сидевшими на плечах и на коленях взрослых. Люди заполняли весь променад, все деревянные платформы и все аттракционы. И все они были там или могли быть там только благодаря той простой работе, которую Эдди делал всю свою жизнь, благодаря тому, что он предотвращал несчастные случаи, благодаря тому, что аттракционы были безопасны. И хотя губы этих людей не шевелились, Эдди слышал их голоса, столько голосов, сколько и вообразить было невозможно, и в душе его наконец-то воцарился покой — покой, какого он никогда прежде не ощущал. Тала больше не держала его за руку, и он летел над песком, над променадом, над палатками, над шпилями центральной аллеи к самому верху огромного белого колеса обозрения, где в слегка покачивающейся кабинке сидела женщина в желтом платье, его жена Маргарет, в ожидании протягивая к нему руки. Он потянулся к ней, она улыбнулась, и голоса вдруг слились в одну-единственную фразу, посланную Богом:

Наш дом.

Через три дня после несчастного случая парк «Пирс Руби» снова открылся. Газеты целую неделю печатали заметки о смерти Эдди, а потом переключились на истории о смертях других людей.

Аттракцион «Свободный полет Фреда» закрыли до конца сезона, а в следующем году снова открыли, но уже под новым названием: «Дьявольский спуск». Прокатиться на нем для подростков означало продемонстрировать смелость, так что на аттракционе от посетителей не было отбою, и хозяев парка это очень радовало.

Квартиру Эдди, ту, в которой он вырос, сдали внаем новому жильцу, и тот вставил в кухонное окно освинцованное стекло, чтобы не видно было больше старую карусель. Домингес согласился занять рабочее место Эдди. А те немногие пожитки, что от него остались, он сложил в сундук, где хранилось все, что было связано с «Пирсом Руби», включая фотографии самого первого входа в парк.

Тот парень, чей ключ перерезал кабель, Ники, вернувшись из парка, заказал себе новый ключ, а через четыре месяца продал свою машину. Ники часто наведывался в парк и без конца хвастался приятелям, что женщина, в честь которой был в свое время назван парк, его прабабушка.

Одно время года сменялось другим. И когда занятия в школах заканчивались и дни становились длинными, в парк развлечений, на берег громадного серого океана снова и снова приходили толпы народа, не такие огромные, как в тематические парки, но все-таки толпы. Стоило начаться лету, и у людей поднималось настроение, песня прибоя манила их на берег океана, и они спешили на карусели и к колесу обозрения, к сладким прохладительным напиткам и сахарной вате.

На «Пирсе Руби» выстраивались очереди — точь-в-точь такие же, как в любом другом месте. И пятеро людей с их воспоминаниями ждали маленькую девочку Эми или Энни, ждали пока она вырастет, полюбит, состарится и умрет и наконец получит ответы на мучившие ее вопросы — почему и для чего она жила. И в этой очереди теперь стоял поросший щетиной кривоносый старик в льняной кепке. Он ждал ее на эстраде под названием «Звездная пыль», чтобы поделиться с ней тайной небес: каждый из нас влияет на того, кто рядом, а тот, в свою очередь, на того, кто рядом с ним, и потому весь мир полон историй, а все они лишь фрагменты одной истории, одной-единственной.