Митч Элбом - Пятеро, что ждут тебя на небесах

Небеса, подумал Эдди. Глупость какая-то. Большую часть своей взрослой жизни он пытался выбраться из «Пирса Руби». Это был парк развлечений, и только: там орали, обливались водой, тратили деньги на пустяки. Парк — благословенное место отдыха? Да такое и представить невозможно.

Эдди снова попробовал заговорить; на этот раз из груди его вырвался какой-то странный звук. Синий Человек обернулся:

— Голос к тебе еще вернется. Мы все через это проходим. Когда люди сюда прибывают, у них всегда пропадает голос. — Он улыбнулся: — Это помогает внимательнее слушать.

— Здесь, на небесах, ты встретишь пятерых людей, — неожиданно произнес Синий Человек. — Все мы, пятеро, были в твоей жизни не случайно. Ты, возможно, в свое время и не знал, для чего мы были в твоей жизни; так вот, небеса для того и существуют, чтобы ты об этом узнал. Чтобы понял, зачем ты жил на земле.

Эдди совершенно не понимал, о чем он говорил.

— Люди представляют себе небеса в виде райского сада, где все порхают в облаках, бездумно наслаждаются видами рек и гор. Но чего стоит красивый вид без душевного покоя?

Здесь ты получишь величайший дар Бога — понимание смысла прожитой тобой жизни. Объяснение пережитого тобой на земле. И душевный покой, к которому ты так стремился.

Эдди закашлялся, пытаясь вернуть голос. Ему надоело быть немым.

— Я, Эдвард, первый из тех, кого ты должен был встретить. Когда я умер, мою жизнь мне объяснили пятеро других людей, а потом я явился сюда, чтобы дождаться тебя, чтобы рассказать тебе мою историю, которая станет частью твоей. Но будут и другие. Некоторых ты знал, а кого-то и не знал. Но все они пересекли твой жизненный путь. И изменили его навсегда.

Эдди изо всех сил пытался выдавить хоть звук.

— Что… — наконец-то вырвалось у него.

Его голос как будто пробивался сквозь скорлупу — точно новорожденный цыпленок.

— Что… убило…

Синий Человек терпеливо ждал.

— Что… тебя… убило?..

Синий Человек посмотрел на него с удивлением. И улыбнулся.

— Меня убил ты, — ответил он.

Эдди исполнилось семь, и ему подарили новый бейсбольный мяч. Эдди сжимает его в одной руке, потом в другой, каждым мускулом ощущая прилив сил. Он воображает себя одним из героев на коллекционных бейсбольных карточках, например, знаменитым питчером Уолтером Джонсоном.

— Давай бросай! — говорит ему брат Джо.

Они бегут по главной аллее мимо аттракциона, где, сбив три зеленых бутылки, можно получить кокосовый орех и соломинку.

— Брось ты, Эдди, — говорит Джо. — Надо делиться.

Эдди останавливается и воображает, что он на стадионе. Он бросает мяч. Его брат Джо прижимает к бокам локти и приседает.

— Слишком сильно! — орет Джо.

— Мой мяч! — вопит Эдди. — Черт тебя возьми, Джо!..

Эдди видит, как мяч с гулким стуком катится по променаду, наталкивается на столб и отскакивает на маленькую лужайку за брезентовой палаткой, где идут представления. Он бежит за мячом. За ним несется Джо. Они падают на землю.

— Видишь его? — спрашивает Эдди.

— Угу-у.

Тут палатка с шумом распахивается, и Эдди с Джо отводят взгляд от земли. Перед ними до безобразия толстая женщина и голый по пояс мужчина, весь покрытый рыжеватыми волосами. Уроды из шоу уродов.

Дети в страхе замирают.

— И штой-то вы тут, умники, делаете? — с усмешкой спрашивает волосатый. — Ищете неприятности?

У Джо начинают дрожать губы. Он плачет. И тут же, вскочив с земли, улепетывает со всех ног, дико размахивая руками. Эдди тоже поднимается с земли и вдруг возле козел для пилки дров видит свой мяч. Не сводя глаз с волосатого, Эдди медленно движется к мячу.

— Это мой, — бормочет он.

Хватает мяч и несется прочь вслед за братом.

— Послушайте, вы, — скрипуче выдавил Эдди. — Я вас не убивал, понятно? Я вообще вас не знаю.

Синий Человек сел на скамейку. Дружелюбно улыбнулся, словно для того, чтобы гость почувствовал себя уютно. Эдди же продолжал стоять — напряженно, точно обороняясь.

— Прежде всего я скажу тебе свое настоящее имя. Я родился в маленькой польской деревне, в семье портного, и меня окрестили Йозефом Корвельчиком. Мы приехали в Америку в 1894 году. Я тогда был совсем ребенком. Первое, что я помню, — это мать держит меня над перилами палубы нашего корабля и раскачивает на ветру нового мира.

Как у большинства иммигрантов, у нас не было денег. Мы спали на матрасе на кухне у моего дяди. Моему отцу не оставалось ничего, кроме как пойти на работу в «потогонную мастерскую» пришивать на пальто пуговицы. Когда мне исполнилось десять, он забрал меня из школы, чтобы я работал вместе с ним.

Эдди всмотрелся в рябое лицо, тонкие губы и впалую грудь Синего Человека и подумал: Зачем он мне все это говорит?

— Я от природы был нервным ребенком, а от шума в мастерской мне совсем стало тяжко. Слишком молод я был для такого места: кругом взрослые мужчины без конца ругаются, всем недовольны.

Стоило только мастеру приблизиться ко мне, как отец начинал шептать: «Опусти голову. Не надо, чтобы он тебя замечал». Но вот однажды я споткнулся, уронил мешок с пуговицами, и они рассыпались по полу. Мастер заорал, что я ничтожество, никчемный ребенок и чтобы я убирался. Я до сих пор помню ту минуту: отец, как уличный попрошайка, молит мастера не выгонять меня, а тот ухмыляется и тыльной стороной ладони вытирает свой нос. У меня в животе все заныло от боли. И тут я почувствовал, что по ногам моим что-то потекло. Я посмотрел вниз и вдруг увидел, что мастер тычет пальцем в мои мокрые штаны и хохочет. И рабочие тоже захохотали вслед за ним.

С того дня отец перестал со мной разговаривать. Он считал, что я его опозорил, и, наверное, в том мире, где он жил, так оно и было. Но отцы иногда разрушают жизнь своих сыновей, и моя жизнь была после этого разрушена. Из нервного ребенка я превратился в нервного молодого человека. И даже хуже — я по ночам все еще мочился в постель. По утрам я тайком пробирался к раковине и стирал свою простыню. Однажды утром отец застал меня за стиркой. Он увидел мокрую простыню, и глаза его сверкнули — он одарил меня таким взглядом, которого я никогда не забуду. Отец точно хотел отречься от меня раз и навсегда.

Синий Человек замолк. Его кожа, которую будто вымочили в синьке, складочками жира свисала на животе. Эдди не мог отвести от него взгляда.

— Я не всегда был уродом, Эдвард, — сказал он. — Но в те времена медицина была примитивной. Я пошел к аптекарю попросить что-нибудь от нервов, и он дал мне бутылку с нитратом серебра и велел размешивать его в воде и принимать каждый день на ночь. Нитрат серебра. Позднее он стал считаться ядом. Но у меня тогда ничего другого не было, и, когда это средство не помогло, я решил, что я мало его принимаю. И я стал принимать больше. Я глотал по две, а иногда и по три ложки, и без всякой воды.