Анастасия Соболевская - Грета за стеной

— Ценный вклад в общее дело, — ввернул комментарий Мартин. Однако, Эдвин продолжил.

— Думаю, ему не больше двадцати — двадцати пяти лет. Обратите внимание на возраст жертв. 17–18 лет. Безымянные пальцы. Скорее всего, у него были отношения с девушкой такого же возраста, и расстались они недавно. Он знает куда бить — он знаком с анатомией. Может быть, студент-медик.

Комиссар Эггер одобрительно кивнул. Ему нравился этот парень.

— И что у нас получается?

— Студент старших курсов медицинского учреждения, который недавно расстался с подругой.

— Это сотни людей, — выдохнул Мартин. — Что по отпечаткам у первой жертвы?

Лота открыла ноутбук.

— На теле есть часть отпечатка ладони. Похоже, убийца действовал без перчаток. Оставлен на руке, когда он перетаскивал ее. Трудно будет его идентифицировать — оставлен кровью, но сильно смазан.

Как же Грета была далека от этого мира.

— Пошел на дело с ножом, но без перчаток, — уточнил Курт.

— Спонтанное убийство, — Маркус провел рукой по подбородку. — Он не готовился.

— Но носил с собой нож, — сказал Мартин.

— Что свидетели по первому убийству?

— Ничего, — ответила Лота, — Пусто. Скорее всего, он убил ее ночью. Ночью в тех местах мало людей.

— У Новой арены? — на лице Курта отразилось сомнение, — В тот день был футбольный матч.

— Точно, — подхватил Эдвин, — Кто-то должен был видеть.

— В таком случае наши свидетели — это тысячи людей во всех районах города, — Мартин понял неутешительные перспективы дела.

— А что перекупщик билетов? — спросил Курт.

— Я говорил с ним вчера, — ответил Мартин, — Говорит, кроме возни у помойки не видел ничего. Дохлый номер.

— Когда вы закончите пробивать отпечаток? — осведомился у Лоты Маркус.

— Компьютер выдает час-полтора.

Маркус удрученно покачал головой и вернулся к папке, принесенной Мартином.

Дом погрузился в тишину.

Все это время Грета трудилась на кухне, помешивая макароны в кастрюле и украдкой поглядывая в соседнюю комнату. Все, кроме отца, сидели к ней полубоком, отец — спиной, и она могла хорошо видеть Мартина, как и он мог видеть ее. Но едва ли он бросил на Грету хотя бы один-единственный взгляд с тех пор как вошел. Словно забыл о ее существовании, если бы не одно но. Когда нервничал, он ерошил волосы, зачесывал пальцами назад. С тех пор как пришел, он сделал это движение уже несколько раз — это выдавало в нем потерянное душевное равновесие, но едва ли имелась малейшая вероятность, что это связано с Гретой.

Она не знала, злилась ли она на него так, как раньше, но какое-то смутное чувство тоской отдавалось в ее душе. Мартину, по подсчетам Греты, было двадцати восемь — двадцать девять, но из-за светлых вьющихся волос и манеры одеваться исключительно в джинсовые куртки, он казался младше своих лет. При первом взгляде на него Грета бы никогда не подумала, что этот парень не расстается с табельным оружием. Что этот парень убивал. Она вернулась к сковороде.

Когда Грета заваривала чай, Мартин зашел на кухню и попросил стакан воды. Так попросил, будто между ними никогда ничего не было: ни поцелуев, ни смущенности, ни той ночи, когда уставший и мокрый, он лежал на ней, прижимал к себе, дрожащую и хрупкую. Будто он никогда не зарывался лицом в ее волосы, не покрывал поцелуями, не убаюкивал в объятиях и никогда не разрывал ее сердце на части, бросив, ничего не объяснив. Он смотрел на нее, и по его лицу было трудно понять, о чем он думал и что чувствовал. Может, и ничего. Она еще хранила набросок их рук, который нарисовала по прибытии домой из Каменной бухты. Она никому его не показывала кроме учителя живописи, даже Сунниве. Мартину тем более никогда не покажет. Было бы лучше выбросить его, или сунуть в дальний угол мансарды — ее угол забвения ненужных вещей, где хранится всякий хлам вроде обрезков паспарту, и где уже собирает пыль подаренный Мартином плюшевый кот. Пару раз Грета собиралась его выбросить, но рука так и не поднялась. Грета могла только гадать, что с ее рамкой с дельфинами из серебряной пластики сделал Мартин. Если ему было настолько наплевать на ее чувства, когда он ее бросал, что даже не поцеловал, не обнял на прощание, ее труды вполне могли в тот же день оказаться на помойке, или еще хуже — быть передарены.

Она взяла граненый стакан, набрала воды из фильтра и протянула Мартину. Его палец скользнул по ее коротким ногтям. У него всегда были холодные руки. Выпил половину воды, поблагодарил, поставил стакан в мойку и вернулся в гостиную. Грета была готова запустить этим стаканом ему в голову! Да, она все еще на него злилась! Остановись он в дверях, обернись, и скажи, пока никто не слышит: «Я скучал по тебе», пусть даже без попытки обнять, она не дала бы ему пощечину. Сдержалась бы, ответив: «Спасибо» или, не дай Бог, если бы ее гордость умерла после капли его внимания, ответила бы тем же, и Мартин получил бы прощение, вообще не трудясь. Но даже так было бы лучше, чем вот так — никак. Он появился и снова ее взбудоражил, а сам, как ни в чем не бывало, ушел. Но внешне Грета казалась абсолютно невозмутимой. В конце концов, когда ей было больно, и она ревела из-за него, как дура, никому от этого проку не было, только Грета казалась себе жалкой и раздавленной.

Девушка высунулась из кухни и объявила, что обед готов. Маркус сказал всем сворачиваться и достал откуда-то с полок пластиковые подкладки под тарелки, потому как скатерти в доме никогда не держал.

Даже Грета не ожидала, что впервые приготовленные ею мясные шарики по маминому рецепту получатся настолько мягкими и вкусными. Но она сидела между Эдвином и отцом, и ей кусок в горло не лез — напротив нее, задумчиво рассматривая узор на салфетке, сидел Мартин. Его длинные ноги постоянно задевали ноги Греты, пока она не убрала их под стул. Рука у лица, указательный палец подпирает висок — Мартин не здесь, он на месте убийства, вспоминает детали. Грете был хорошо знаком этот отсутствующий взгляд. В отличие от него, другие участники команды комиссара Эггера умели отвлекаться от работы. В этом Мартин был очень похож на отца.

Неожиданно обед для Греты обернулся пыткой — Лота, как единственная из присутствующих в доме женщин, на глазах у которой Грета выросла и превратилась в девушку, желала узнать, чем дочь комиссара жила этот год? Училась, училась, сдавала зачеты. Что еще могла делать студентка, чей день забит с утра до позднего вечера занятиями и факультативами?

— Ну как же? — возразила Лота.

Конечно. Нет, у нее не появился молодой человек. На мгновение, вилка Мартина перестала ковырять макароны — Грета не подала вида, что заметила это, но ощутила волну холодной злости. Она не хотела, чтобы Мартин решил, будто бы навсегда останется для нее единственным.