Петер Маргинтер - Барон и рыбы

В центре местечка на невысоком холме стоит церковь. Тень стройной башни служит стрелкой гигантских солнечных часов, а циферблат их высечен на плитах террасы, пристроенной к церкви с севера и востока специально для этой цели. С террасы открывается прелестный вид на Гванокотал и гряду Пиренеев. Тень церковной башни показывает точное арунское время, по нему деревня и живет.

Жителям Аруны едва ли приходит в голову, насколько любопытное у них увлечение. Они пасут своих коров и овец, возделывают скудные поля, выращивают на южных склонах кислый виноград, рано отправляются спать, а по воскресеньям — к мессе. Необычно, правда, что крестьянка, которая возится в своем садике с овощами или цветами, вдруг быстрым движением переворачивает песочные часы или что босоногий мальчонка тащит к водяным часам огромное ведро воды. После ужина отец семейства с тяжелой связкой ключей совершает обычный обход, заводит повсюду часы и с тихим удовлетворением констатирует, что они идут все же вразнобой. Но для часов в Аруне главное — что они идут, а не то, что они показывают время не точно, ведь Артидо Виана доказал уже, что точное время невозможно.

В годы туристического бума, «великого переселения народов», на обложке одного из изданных Министерством туризма Испанского Королевства проспектов был изображен крестьянин из Аруны в окружении горы часов и в таком виде проект был разослан всем занимающимся туристским бизнесом учреждениям и учрежденьицам. На Аруну обрушился шквал любопытных. Тогда муниципалитет заказал одной известной часовой фабрике в Ла-Шо-де-Фон несколько вагонов часов с кукушкой. На створках, закрывающих окошечко, из которого каждый час выскакивает кукушка, изящным шрифтом, накладными буковками было выписано «Аруна». [27] «Испанский Тик-так» (фр.) . Часы шли нарасхват. Таким образом часовая фабрика и деревня заключили сделку века. Аруна обзавелась уличными фонарями, самым современным пожарным насосом и детским садом.

А когда наконец примечательной деревенькой заинтересовался один немецкий иллюстрированный журнал, в Аруне приступили к постройке богадельни. Но увы, к началу эры оседлости успели возвести только стены, ставшие с тех пор благодарным поводом для полемики во время избирательных кампаний. Несмотря ни на что, большинство арунцев были рады вновь без помех предаваться своей страсти. Как и прежде, дополнительные доходы Аруне приносили паломники. Любители розыгрышей обходили Аруну стороной с тех пор, как там до полусмерти избили одного из них, кому выпало принести часы из Аруны.

Гуляющих вроде Симона арунцы причисляли к паломникам и относились к ним с добродушной снисходительностью, с какой всегда относятся к чужакам непосредственно сподобившиеся благодати. Подход хотя и обобщенный, но в принципе верный, поскольку ни один из посетителей этого сорта (а их и раньше никогда не путали с туристами по причине спокойного и солидного поведения) не упускал случая поклониться святыне. Ими даже дорожили, поскольку в отличие от паломников они не тащили с собой в узелке большую часть дорожной провизии, а покупали ее у лавочника, не то заходили в один из многочисленных трактиров.

Симон утолил голод в несколько запущенном отеле «Au Tic-Tac Espagnol» [27] «Испанский Тик-так» (фр.) . у церкви. Пока грустный официант обслуживал его, он сидел под потрепанным зонтом и размышлял о событиях прошлой ночи. Все, кто первый раз в жизни летает без всяких аппаратов и физических фокусов, непременно задумываются об этом на следующий день. Не просто жирное, но к тому же еще и жесткое баранье жаркое располагало к медитации.

Без сомнения, летать — занятие очень приятное, если делаешь это по собственному желанию. Именно на это обстоятельство г-жа Сампротти и намекала. Он столь мало был повинен в левитации, что именно поэтому чувствовал себя виноватым, полагая, что все остальные: барон, Пепи, г-жа Сампротти, Теано, вся Пантикоза и Аруна будут косо поглядывать на него, как на баловня слепой судьбы. Если бы он заслужил этот двусмысленный подарок, если бы завоевывал каждый сантиметр упорными тренировками! Последовавшее за появлением Теано падение его абсолютно не смущало. Удивительно, но он был твердо уверен, что теперь, когда ухватил фортуну за косу, все остальное — дело упражнения. Но как бы чистосердечно он ни старался объяснить другому принципы полета, ему это не удалось бы. В детстве в книжках о путешествиях он читал об аскетах, которым после долгих лет поста и молитв удавалось на метр-другой подняться над землей, но только напрягая все силы и на несколько жалких секунд. Как показал случай с Теано, собраться ему тоже необходимо, но только от него зависит, как высоко и далеко он полетит и полетит ли вообще. Но почему — оставалось неясным. Просто так — и все. Ему открылось, буквально, новое измерение, а он вдруг почувствовал, словно что-то утратил. Печальный официант только головой покачал, когда Симон сунул ему в руку крупную купюру и, не попрощавшись, устремился к церкви.

Паломников в церкви не было. Причетник с метровой длины метлой шаркал по левому приделу, сметая пыль с алтарей. Он буркнул что-то неприветливое, но вскоре согласился на подкрепленную некоей суммой вежливую просьбу Симона открыть крипту {131} 131 крипта — подземное помещение, склеп под алтарем церкви, в котором хранились останки святого. , где хранилась икона.

Крипта представляла собой низкое помещение с опирающимся на грубые колонны сводом, насквозь пропахшее ладаном. Христос с циферблатом венчал варварски раззолоченный алтарь, перед ним между трехногих серебряных подсвечников стояли трогательно-беспомощные банки из-под варенья с букетами полевых цветов. Прохладная тишина, стоявшая под землей, цепенила, и Симону, преклонившему колени на жесткой скамеечке и молившемуся про себя, казалось, что она ложится ему на сердце. Он расстегнул пиджак, хотя было и не жарко.

Между алтарем и лестницей наверх, как раз посреди крипты, стоял открытый римский саркофаг, точь-в-точь такой же, как виденный Симоном в окрестностях Пантикозы в роли водопойной колоды. Но здесь задача у него была иная. Он почти доверху был полон дарами, приносимыми по обету, главным образом всевозможных размеров и форм часами, а также изображениями солнца и планет из золота и серебра. Среди часов Симон разглядел даже маленькую, тонкой работы астролябию {132} 132 астролябия — астрономический угломерный прибор для определения широты и долготы места по звездам. . Он в замешательстве разглядывал их сквозь частую решетку, защищавшую благочестивые приношения от дерзких посягательств.

И тут Симон сделал нечто очень странное, чему долго потом не мог найти объяснения. Он вдруг понял, что не может уйти, не внеся своей лепты в сокровища саркофага. Сначала он подумал о часах, но они были слишком велики и не пролезали, а ему не хотелось звать причетника или тем более священника, чтобы отомкнуть тяжелый замок, запиравший решетку. Он вытащил из внутреннего кармана пиджака бумажник, из бумажника — проветренную, но все еще слегка попахивающую чесноком записку прелестной кузины: «La Hirondelle, Aix en Provence, 27ième juillet 1832 Minuit precis», скатал ее в трубочку и просунул сквозь решетку. Увидев, как она приземлилась между золотыми дамскими часиками с эмалью и дорогим хронометром какого-то футбольного орбитра, он тут же пожалел о содеянном. Он так рассердился, что чуть не забыл преклонить колени перед алтарем. Еще не сойдя с террасы перед церковью, он занес послание кузины в записную книжку: на тот случай, если когда-нибудь попадет в Прованс.