Роберт Менассе - Блаженные времена, хрупкий мир

Лео казалось, что он только что заснул, когда его разбудила Юдифь. Просыпайся, Лео, нельзя же столько валяться в постели. Лео был совершенно сбит с толку, ему показалось, что это говорит его мать, нельзя, нельзя, эхо этих слов осталось в нем навсегда, Лео повернулся на спину, он открыл глаза и увидел Юдифь, которая стояла у его постели и застегивала на груди блузку, как так — Юдифь, ну конечно, Юдифь.

Который час? Совсем поздно, сказала Юдифь, вставай, вставай, нам нужно переделать кучу дел, нужно столько всего купить, я уже заранее так рада…

Конечно, сказал Лео и сел в постели, у нас нет ничего на завтрак, я вот как раз и собирался…

Кофе мы выпьем по дороге в какой-нибудь падарии, давай, вставай же наконец.

Что значит по дороге, по дороге куда? Он протер глаза, голова невыносимо болела.

Она продолжала болеть весь день, в уличной сумятице, когда они пробивались из одного мебельного магазина в другой, в залах, где были выставлены образцы и где он не мог угнаться за Юдифью, которая хотела только присмотреться к товарам, и где так раздражал запах лака, тканевой пропитки и освежителя воздуха, где надо было стоять перед сотнями шкафов, полок, столов, мягких кресел и диванов, относительно которых он вообще не знал, зачем им такое может пригодиться. Он совершенно ничего не понимал, хотя против аргументов Юдифи ему нечего было возразить. Что теперь, раз уж они будут жить вместе, им следует вместе обставить дом, в соответствии с их общими жилищными и жизненными потребностями. Что в противном случае она всегда будет чувствовать себя просто постоялицей, в лучшем случае — желанной гостьей в чужой квартире, и у нее не появится чувства, что она здесь действительно у себя дома. Жить с Лео, сказала она, это ведь нечто большее, чем несколько платьев в его шкафу и вторая зубная щетка у него в ванной.

Что мог Лео на это возразить? Что она, разумеется, может обставить одну из комнат у него в доме для себя, как она хочет? Это не аргумент, после того как она уже сказала, что не хотела бы чувствовать себя здесь, словно она просто снимает комнату. А если подойти к этому спокойнее, осмотрительнее, пока, через некоторое время совместной жизни, они не уяснят себе, что им необходимо в доме изменить и дополнить? Было бессмысленно ей это предлагать, ее распирала энергия и жажда деятельности. Кроме того, подумал он, это была бы просто-напросто отсрочка, и лучше прямо сегодня сделать самое необходимое, то, что позже, когда он углубится в свою работу, будет казаться ему еще более несвоевременным.

Его работа. Через три недели он был от нее далек, как никогда. Каждый день он все ездил и ездил с Юдифью по городу в большие мебельные магазины, к известным оформителям интерьеров, в дешевые маленькие мебельные лавчонки, к торговцам антиквариатом, скупщикам, столярам и даже — по домашним адресам иностранцев, которые в связи с отъездом на родину дали объявление о продаже домашнего имущества. Его дом был завален проспектами, каталогами, перечнями цен, сведениями о кредитах, специальными журналами, но две трети его мебели из дома исчезло. Юдифь организовала все это вместе с Левингером, которому вся мебель здесь на самом деле и принадлежала. Лео с апатично-озадаченным видом наблюдал появление в результате бесчисленных манипуляций каких-то диванов и столов, потому что не мог понять, чем эти новые лучше его прежних дивана и стола, и он своими руками помогал их выносить, так и не понимая, почему же все-таки они утратили свою функцию, если на их месте неизбежно появляются новые. Юдифь уже заплатила за два платяных шкафа, пока он в нерешительности разглядывал образец, раздумывая, нравятся ли они ему вообще. И почему сразу два, ведь один шкаф у него уже был и второго для ее одежды было бы достаточно. Но Лео, они же не сочетаются друг с другом, сказала она, или ты хочешь устроить две раздельные спальни? Ее лихорадочная активность и обидчивость парализовали его. Комнаты сделались для него чужими, и с каждым новым предметом обстановки он все больше чувствовал себя кем-то вроде гостя в доме Юдифи, участливым старым знакомым, который помогал передвигать мебель, потому что она хотела взглянуть, как ее лучше расставить. Она занялась перераспределением помещений, даже не советуясь с ним, не заручившись его согласием, а он, ощущая полную подавленность, был согласен на все. Он приходил в бешенство оттого, что Юдифь увесила все стены зеркалами, он считал эту гипертрофированную любовь Юдифи к зеркалам болезненной, но говорил сам себе, что ведь он, собственно говоря, знал об этом заранее, значит именно на это он не имеет права жаловаться. Даже в спальне, над новой кроватью, она укрепила на плафоне зеркало, в которое он видел себя, измученного, одного на постели, слишком для него мягкой, а Юдифь в это время еще была в sala, пила, курила, изучала проспекты, вместо того чтобы идти спать.

Объективно, теперь это стало совершенно ясно, эксперимент с совместной жизнью, вопреки его ожиданиям, оказался шагом назад. Лео ожидал, что теперь все предпосылки станут ясны, и он приступит к написанию своего труда, вместо этого лишь образовались новые предпосылки для чего-то, суть которых предстояло еще прояснить. К тому же раньше ему жилось лучше. Ведь он по крайней мере регулярно читал. С тех пор как Юдифь переехала к нему, он только тем и занимался, что снимал книги со старых полок и нагромождал их на полу. Когда будет готов новый стеллаж, он сможет снова расставить книги. А когда читать? В мебельном магазине, выбирая стулья для кабинета? Разве раньше у них с Юдифью не было таких замечательных, интересных разговоров о фильмах, литературе, философии? В кино они за последние недели ни разу не были, к вечеру они каждый раз слишком уставали. И о чем ему с ней теперь разговаривать? О тенденциях развития технологии кухонных приборов или о стереосистемах? Обсуждать хроматику в приложении к портьерным тканям? Эстетику оформления стен? И ведь верно, что раньше, когда Юдифь еще не переехала, ему, правда лишь время от времени, но все же чаще, чем сейчас, удавалось добиться от нее нежности? С тех пор, как они живут вместе, она отдалилась от него больше, чем когда-либо. И вот он лежал один в этой чертовой кровати, которую они непременно должны были купить, потому что для двоих нужна кровать пошире и потому еще, что кровать должна быть с ящиком для постельного белья, но она сидела в соседней комнате или расхаживала по ней и совершенно не собиралась ложиться. Или, может быть, ему надо облачиться в набедренную повязку, как в том красочном проспекте, где рекламируются торшеры, и, ворвавшись в sala, соблазнить ее? Нет, ничего уже нельзя было изменить. Их совместная жизнь оказалась не плодотворна, а то, что было раньше, разрушилось. С большим трудом он заставлял себя хотя бы раз в неделю ездить к парикмахеру на массаж головы.