Андрей Ильенков - Ещё о женЬщинах

Одна женщина имела (в хорошем смысле) одного ребёнка. Будучи по происхождению из глухой деревни, она его воспитывала в русле гигиенических представлений позапрошлого века. Что типа надо мыть руки перед едой, желательно водкой, а после еды прополаскивать рот, водкой же. (А вот перед едой рюмочку — наоборот, ни-ни!) Но несмотря даже на такие предосторожности она строго запрещала ему есть ту часть тоста, за которую он держался пальцами. Эти кусочки она собирала и утилизировала. А если надо подвинуть к себе тарелку или ещё что-нибудь нестерильное, то надо делать это локтями. И уж, конечно, вся пища для него кипятилась не меньше десяти минут. Потому и речь выше шла именно о тостах, а не о хлебе. Потому что хлеб сначала поджаривался в тостере и только после этого давался ребёнку. И она добилась своего: ребёнок никогда не болел желудочно-кишечными инфекциями.

И вот однажды поехали они куда-то в гости. Маме там пришлось на время отлучиться, и она строго-настрого запретила ребёнку что-либо есть: потом-де вернёмся домой, там покушаешь. И вот она отлучилась, а возвратившись, видит: ребёнок ест. Она его — в охапку и бегом в больницу. И пока до больницы добрались, вся клиническая картина уже была налицо: высокая температура, резь в животе, рвота. Ребёнка срочно госпитализировали и через некоторое время вылечили. И, ознакомившись с анамнезом жизни пациента, врач сказал — всё очень просто. Острейшая реакция стерильного организма на совершенно безвредных микробов. Кончайте, мамаша, дура вы этакая, свою гигиену. Потому что и так еле вытащили с того света. А если попадёт в него хоть одна реально дизентерийная бактерия — не вытащим. И это совершенно серьёзно.

Такая вот уэллсовская «Война миров». Не верится? Истинный случай.

Наше время.

Давным-давно, лет тридцать, а то и сорок назад, жила-была на белом свете одна маленькая девочка. Не в смысле, что совершенно одна, нет. Наоборот, она жила в большой и дружной семье, всех членов которой мы описывать не станем, потому что для нашей истории не все они одинаково важны. Для нас существенными являются только сама эта девочка, а также её папа и бабушка. Девочка, как мы уже сказали, была маленькая и миленькая, круглая отличница, хотя и с характером. Бабушка была обыкновенная, нормальная такая бабушка. Папа же был большой железнодорожный начальник, Герой Социалистического Труда и самодур. Ну вот, живут они себе и живут. И живут, как нетрудно догадаться, по тем временам совсем неплохо, то есть вполне благополучно. Дом у них — полная чаша, дача имеется, личный автомобиль и всё такое. Ну и культурный уровень тоже.

Вот папа решил, что надо дочку музыке учить. А что, хорошее дело. Решил так решил. А какой инструмент? Дочка хотела на пианино — оно как-то изящней. А папе что-то это не понравилось. Что-то уж слишком изящно, во-первых. А во-вторых — больно огромное оно, пианино. И в-третьих, семья хотя и не бедная, но всё же дороговатый инструмент. Нет, папе больше по душе было, чтобы на аккордеоне. Оно и демократичнее как-то, и звук красивый получается. Не то что, например, от скрипки или гобоя. Сказано — сделано. Купили аккордеон, наняли за хорошие деньги учительницу, и занятия начались.

А только девочке играть на аккордеоне почему-то не нравилось. То ли он казался ей слишком тяжёлым, то ли быть аккордеонисткой, с её точки зрения, было не так престижно, как пианисткой, а только она заскучала и даже попыталась капризничать. Но папа был твёрд и настаивал. Да и учительница оказалась страшной энтузиасткой этого дела.

Она жила до сего времени на одну зарплату где-то в тесной избушке на самой окраине города. И когда она попала в квартиру своей ученицы, то прямо ахнула — такой роскошной показалась ей эта квартира. Хозяева были доброжелательны и предупредительны. Даже до такой степени, что, узнав о неблагоустроенном жилье учительницы, бабушка любезно предложила ей, если есть желание, принимать у них ванну и нисколько не стесняться. Пользоваться телефоном, сколько заблагорассудится. Бабушка поила её чаем и кофием. Деньги предложили тоже очень хорошие. Смущала только не слишком радивая ученица. И учительница приложила все усилия, чтобы девочка занималась.

Наставница приходила к трём, принимала ванну, пила кофе, а потом уединялась с девочкой в комнате, откуда по причине застенчивости ученицы удалялась бабушка. Бабушка сидела в другой комнате и в течение часа с восхищением слушала игру, которая с каждым месяцем становилась всё увереннее, а вскоре, пожалуй, стала, не побоимся этого слова, виртуозной. Это продолжалось довольно долго, пока однажды папа не вернулся домой раньше обычного. Этот номенклатурный самодур не постеснялся войти в комнату во время урока. Он увидел там дочку, читавшую книжку, и учительницу, игравшую на аккордеоне. И очень удивился.

Ну я ещё понимаю, когда дети. Но ведь и взрослые люди! Тоже вечно суют в рот всякую гадость. Типа жевательной резинки, а то и чего похуже. И даже не только в рот. Решительно не понимаю!

Когда это ребёнок, я ещё понимаю. Вот гулял я однажды летом с одним небольшим ребёнком. Годик ему миновал этак третий или, что ли, четвёртый.

Мы гуляли по парку, где над нами шумели, помавая могучими ветвями, столетние дубы и липы, а под ногами расстилался чудный ковёр из трав, цветов и папоротникообразных. И одуванчики, ещё недавно радовавшие глаз нестерпимою желтизною своею, теперь достаточно очень созрели и сделались восхитительно беленькими и пушистенькими. И ребёнок потянулся своей ручонкой к одуванчику и сорвал его. И некоторое время восхищённо рассматривал это чудо природы. А потом засунул его в рот. Наверное, думал, что раз это так красиво, то и вкусно. И сделал очень разочарованную гримасу. И долго плевался и пальцами вытаскивал изо рта мокрый пух. И я ему помогал, тоже пальцами, хотя это и не очень гигиенично. Но это ничего.

А вот когда взрослый человек, услышав о том, что засунутую в рот электрическую лампочку самостоятельно вытащить невозможно, немедленно проверяет это и действительно не может вытащить — вот этого я не понимаю.

Или там ладно, когда маленькая девочка, увидев, как фокусник засовывает в ухо платок, а вытаскивает его через рот, пытается это повторить. Платка под рукой у неё не оказывается, она решает обойтись спичкой и настойчиво суёт её в ухо, пока та лезет, а потом сидит со спичкой в ухе, и ждёт, когда она полезет изо рта, пока не приходит домой — и сразу же в ужас — мама. И она вытаскивает эту спичку и очень нелестно отзывается о разных там фокусниках, которые показывают всякую чепуху вредную, а потом дети повторяют. Но наивную маленькую девочку понять ещё можно.

А вот когда приходит к гинекологу взрослая женщина (на минуточку — с высшим образованием) и довольно смущённо жалуется на инородное тело, а он усаживает её в кресло и ни черта не может понять — вот этого я уже не понимаю. И доктор (тоже, кстати, женщина) спрашивает: «Что это вообще такое?» А та ещё более смущённо объясняет, что это фарфоровая крышечка из какого-то там китайского сервиза. Что они с другом как бы, что ли, баловались, вообще шалили… Доктор бы и вынула, да на беду у крышечки нет ни ручечки, ни какой-либо шишечки, ухватиться не за что. Доктор деликатно осведомляется, почему нельзя было воспользоваться хотя бы целой посудой. Пациентка, потупившись, мямлит, что сначала крышечка была с шишечкой, да шишечка отломилась, когда друг пытался её вынуть в домашних условиях пассатижами. Докторша, разумеется, спасла нечастную женщину. Но впредь посоветовала не увлекаться продукцией жёсткого порно, а лучше перейти на лёгкую эротику. А если отказ от жёсткого порно для них с другом совершенно немыслим, то хотя бы ограничиться просмотром, отнюдь не пытаясь повторять эти фокусы на себе.