Сьюзен Финден - Каспер, кот-путешественник

Всю свою жизнь я любила кошек. Иногда трагические события укрепляют наши связи с окружающим миром, и мне кажется, что одна трагическая история сделала мою любовь к животным особенно сильной.

В детстве я жила на Ближнем Востоке: мой отец был инженером-электротехником на заводе по переработке нефти — в 40-х и 50-х годах там работало много англичан. Когда мне было пять лет, папа уехал туда на заработки. На заводе было принято, что семьи сотрудников переезжают вслед за ними через несколько лет, когда те смогут себе это позволить. До тех пор мы с мамой и Лесли, моей младшей сестрой, оставались в Великобритании.

Когда отец уехал, у Лесли обнаружили рак. В то время я понимала только, что она болеет, а мама очень переживает. Тогда было не принято подробно объяснять детям, что происходит; возможно, таким образом нас старались защитить. Смерть Лесли изменила всю нашу жизнь: это был тяжелый удар, и отцу в связи с семейными обстоятельствами позволили перевезти нас в Бахрейн раньше, чем это было принято.

Мне тогда было восемь лет. Хотя долгое время мне казалось, что смерть Лесли мало повлияла на меня, теперь я понимаю, что это не так. В то время у меня не было других братьев и сестер. Детские переживания накладывают отпечаток на всю последующую жизнь. Лесли ужасно страдала, а затем умерла, отец был далеко, а мама разрывалась между больной дочерью и хозяйством — все это не могло не повлиять на мое детство.

Смерть Лесли словно поставила точку на нашей предыдущей жизни — мы собрали вещи и покинули Великобританию. Единственным напоминанием о прошлом был наш кот, Черныш. На самом деле это был мамин кот: пока Лесли болела, мама не раз исповедовалась ему. Даже если я утаскивала его к себе в комнату, стоило маме позвать, он тут же мчался к ней. Тогда я впервые поняла, что животные, благодаря своему шестому чувству, заботятся, как могут, о тех, кто в них нуждается.

Черныш очень любил Лесли. Перед смертью ей было совсем плохо, и он, словно чувствуя это, все время сидел рядом, чтобы она могла протянуть руку и погладить его. Тогда я своими глазами увидела, как возникает связь между человеком и животным. Мама обожала Черныша — наверное, он успокаивал ее своим присутствием. Я многое поняла задним числом, становясь старше, но даже тогда я чувствовала, что наблюдаю за чем-то важным, и это чувство осталось со мной на всю жизнь. Мама несколько лет назад скончалась, у меня уже есть дети и внуки, но те ранние воспоминания по-прежнему живы: Черныш во многом повлиял на мою судьбу.

Позже мы переехали в местечко Авали, напоминавшее военный лагерь — его окружала трехметровая ограда, защищавшая нас от диких собак. У нас было множество соседей — в основном американцев, англичан и австралийцев, и у меня сразу же появились товарищи по играм. Много недель мы привыкали к жаре и сухости, но потом никого уже не удивляли дети, играющие в ковбоев в сорокаградусную жару.

Это был странный период в нашей жизни, хотя тогда мне так не казалось. Несмотря на то что мы жили посреди пустыни, папа решил во что бы то ни стало посадить лужайку. Каждый день он привозил с пляжа несколько пучков сухой травы, даже отдаленно не напоминавшей сочный зеленый английский газон, выкапывал ямки, сажал ее, поливал и с гордостью говорил, что его работа близится к завершению. Как ни странно, в конце концов ему действительно удалось создать некое подобие лужайки — во всяком случае так мы ее называли.

После переезда в Авали я ходила в американскую школу, но там учились дети не старше одиннадцати лет. Характерно, что все обсуждения моей дальнейшей судьбы велись без моего участия. Неожиданно было решено, что я в одиночку возвращаюсь в Великобританию и буду учиться там в гилдфорском пансионе. Это был удар. Моя младшая сестра умерла, мама еще не оправилась от потери, у меня родились двое сестер и брат, а меня заставляют вернуться в страну, ассоциирующуюся у меня только с горем и болезнью. Предполагалось, что на каникулы я буду уезжать к бабушке с дедушкой, но я все равно страдала от одиночества, ведь мои родные были на другом конце света, а от меня ждали, что я уже взрослая и все понимаю.

Пару раз я ездила в Авали на летние каникулы, но это обходилось нам ужасно дорого: видимо, поездки прекратились, так как родители сочли, что не могут позволить себе платить и за них, и за мою школу.

Как-то раз, когда я летела в Авали, самолет сел на дозаправку в Риме. Меня почему-то сфотографировали для газеты, и мне странно сейчас смотреть на себя в школьной форме. Единственное, что мне запомнилось из того путешествия — крохотный серо-белый котенок, которого я встретила в туалете римского аэропорта. Сидя на пыльном и грязном полу туалета в чужой стране, я играла с этим пушистым комочком, пока не поняла вдруг, что из громкоговорителя уже некоторое время звучит мое имя — меня призывали немедленно вернуться на свое место, чтобы самолет мог наконец вылететь!

Мне было ужасно одиноко. Дедушка с бабушкой, голландцы по происхождению, изо всех сил старались, чтобы на каникулах я чувствовала себя как дома. Они были очень добры, но я мечтала поскорее воссоединиться со своей семьей и кошками.

Я окончила школу, не впадая в грех чрезмерной учености, и поступила на работу в бюро путешествий. Все оказалось далеко не так роскошно, как мне мечталось: я-то думала, что целыми днями буду отправлять людей в чудесные путешествия, а вместо этого приходилось целыми днями готовить всем чай. Вскоре я уволилась и переехала в Уолтон, где стала оформителем витрин в магазине дамского платья. Мне нравилось это занятие, пока меня не приметил парень, работавший напротив. Я не обращала на него внимания, но он стал приводить с собой друзей. Тут я вдруг осознала, что стою в витрине в окружении голых манекенов, и мне захотелось провалиться сквозь землю. Вместо этого я вышла замуж за того парня.

К тому моменту мне многое пришлось пережить, но семейная жизнь представлялась мне сплошной идиллией. Я поклялась стать лучшей в мире женой и матерью, и восторженно воображала прелестных детишек, уютный дом и, разумеется, мурлыкающего кота на подоконнике. Увы, моим мечтам не суждено было сбыться. Наш брак не задался с самого начала — впрочем, на свет появились мои дорогие дети, а значит, я ни о чем не жалею. Когда мы наконец развелись, я осознала, что пора взять жизнь в свои руки и поискать семейного счастья где-то еще.

Официальный развод состоялся в 1975 году, спустя два года после нашего расставания. Я тут же завела себе кота по имени Беляш — само собой разумеется, ослепительно-белого цвета. Честно говоря, его сложно было назвать красивым, да и характер у него был несносный. Беляш носился по всему дому, словно помешанный, и частенько писал в кадку с фикусом. Он перепортил множество вещей, но фикус выжил и разросся до такой степени, что мне приходилось постоянно его подстригать. Кот был прощен, а я задумалась: может, у кошачьих и правда есть талант к садоводству? После того как Беляша кастрировали, он стал куда более спокойным и ласковым, а регулярное питание сделало его настоящим красавцем.