Александр Житинский - Лестница. Плывун: Петербургские повести.

Они прошли вдоль бассейна по резиновой дорожке ко входу в апартаменты. Вода в бассейне была голубая, но картину очень портила наклоненная поверхность воды, точнее, поверхность-то наклонена не была, это стенки бассейна отклонялись от вертикали.

Геннадий открыл дверь и пропустил Пирошникова. Они прошли по коридору, куда выходили еще несколько дверей, и вошли в кабинет.

Хозяин сидел за письменным столом и разглядывал что-то в ноутбуке. Обстановка была богатая, но без излишней роскоши. Увидев гостя, Джабраил поднялся и пошел ему навстречу. Они с Пирошниковым обменялись рукопожатием и приветствиями.

— Геннадий, ты пока свободен. Я вызову, — обратился к помощнику Джабраил.

Геннадий молча кивнул и вышел из кабинета.

Некоторое время Джабраил разглядывал гостя, доброжелательно улыбаясь. Пирошников отметил про себя, что если бы этот молодой человек встретился ему где-то случайно, то он произвел бы весьма приятное впечатление. Джабраил был изящен, строен, двигался с кошачьей мягкостью, с лица его не сходила располагающая улыбка.

Но сейчас Пирошникову приходилось быть настороже, поскольку намерения Джабраила были совершенно неизвестны.

Джабраил жестом пригласил гостя сесть. Пирошников выбрал кожаное кресло — одно из нескольких, окружавших стеклянный низкий стол внушительных размеров, на котором лежали какие-то бумаги. Хозяин уселся напротив и закурил, предварительно испросив согласия Пирошникова.

Он, словно умелый лицедей, держал паузу, продолжая изучать Пирошникова.

Наконец откинулся на спинку кресла и начал говорить.

— Владимир Николаевич, я о вас все знаю. Вам обо мне знать не требуется, это ни к чему. Позвольте мне сразу перейти к делу.

Пирошников позволил, отметив про себя, что Джабраил говорит по-русски совершенно чисто и даже наслаждается этой чистотой и правильностью речи. Ни благоприобретенного английского акцента, ни родного акцента уроженца Кавказа в его речи слышно не было.

— Я далек от того, чтобы винить вас в том, что произошло и продолжает происходить с моим… точнее, с нашим домом. Но нужно принимать какие-то меры…

— Я постараюсь… — вставил Пирошников, с неудовольствием заметив слегка подобострастный тон своей реплики.

Джабраил улыбнулся.

— Я думаю, вам ничего иного не останется, как постараться. Очень постараться. Потому что я принял решение отдать эту собственность вам.

— Как? — не понял Пирошников.

— Очень просто. Видите эту зажигалку? — Он поднял со стола массивную зажигалку Zippo, украшенную бриллиантом. — Я ее вам дарю на память о нашей встрече.

Он протянул зажигалку Пирошникову. Тот неуверенно ее принял.

— Вот так же я дарю вам мой дом со всем содержимым, включая этот кабинет, и бассейн, и столовую, и все финансовые документы, и персонал, если у него не будет возражений. За исключением арендаторов. С ними вы будете договариваться сами… Вот дарственные документы.

Он указал на лежащие перед ним бумаги и снова замолчал, любуясь произведенным эффектом.

Многолетняя привычка Пирошникова наблюдать за любой ситуацией со своим участием со стороны не позволила ему действовать пошлым образом, издавая невнятные восклицания, хватаясь за грудь и ища слова благодарности.

Он тоже сделал паузу, как бы обдумывая предложение, а потом сказал:

— А если я откажусь?

По лицу Джабраила Пирошников понял, что тот доволен таким ответом. Партнеры оказались достойны друг друга.

— Тогда я буду вынужден выселить оставшихся арендаторов, снести этот дом, заказать новый проект, потом строительство… Долго и дорого.

— Почему вы хотите отдать дом мне, если на то пошло?

— А кому? Вы один можете выправить его. В нынешнем состоянии привлечь арендаторов почти невозможно, значит, нужно непрерывно тратить деньги на содержание дома…

— А если мне не удастся это сделать? Или удастся, но не сразу?

— Я буду следить за финансовым состоянием объекта. Геннадий посылает мне бухгалтерские отчеты, я гашу долги… В разумных пределах. Я полагаю, что с вашей стороны злоупотреблений не будет.

— Спасибо, — кивнул Пирошников. — Можете быть уверены.

Собственно, тут только до него начало доходить, что речь идет не о зажигалке, а об огромном старом доме, практически пустом, с тремя подземными этажами, с полутора сотнями жильцов, живущих на глубине десяти метров, — доме, который погружается в землю, заваливаясь при этом набок.

И этот дом надо спасать, налаживать в нем быт, находить средства к существованию.

— Значит, по рукам? — спросил Джабраил.

Но Пирошников колебался.

— Знаете, я привык искать истинные причины событий, — ответил он. — Если я их не понимаю, я не знаю, зачем мне в них участвовать. Вы предлагаете революцию, смену власти. Я не понимаю причины… Вы же знаете, что я не владею методикой управления подвижками дома. И исследования Браткевича тоже пока ничего не дали. Зачем вы отдаете дом мне, вместо того чтобы просто назначить де юре управляющим Геннадия, который и так является им де факто?

Джабраил затянулся, выдохнул дым и хитровато взглянул на Пирошникова.

— А вы сами не догадываетесь?

— Нет.

— Дело в том… Геннадий — отличный работник, я его ценю. Но что бы он ни делал, ни говорил, ни думал… Как бы ни изворачивался… Дом не сдвинется ни на миллиметр. А на ваши движения души он почему-то реагирует.

— Но я же говорил… Это неуправляемо.

— И прекрасно. Это меня устраивает. Считайте, что я хочу посмотреть, что будет. Я историк. Я закончил Московский университет, сейчас учусь в Оксфорде. Моя специализация — новейшая история России… Если хотите, я ставлю эксперимент.

— А я и все арендаторы — подопытные кролики?

— Да. Впрочем, мы все подопытные кролики. Итак? Джабраил достал из кармана пиджака связку ключей и протянул на ладони Пирошникову.

И Пирошников их взял.

Разумеется, передача ключей от резиденции была увенчана обедом в столовой, оформленной росписями по шелку в мавританском стиле. Джабраил и Пирошников сидели вдвоем за овальным столом, устланным крахмальной скатертью, прислуживали им два официанта. Геннадий к столу допущен не был, однако Джабраил не забыл предложить Пирошникову позвать Серафиму.

Попытка Пирошникова не увенчалась успехом.

— Я совершенно не готова, — ответила она по телефону. — К олигархам либо при параде, либо никак.

Пирошников разглядывал мебель, посуду, картины на стенах, пытаясь испытать хоть какие-то чувства от мысли, что все эти вещи теперь принадлежат ему и документы, подтверждающие это, лежат рядом в папке. Напрасно! Ни удивления, ни довольства, ни алчного любопытства — что же тут есть еще и сколько может стоить — не возникло в его душе. Он был абсолютно равнодушен, как если бы ему подарили аквариум с золотыми рыбками.