Патрик Рамбо - Кот в сапогах

— Возьмите бутылки, мой прелестный гражданин.

Шепнула три слова лакею, нагруженному цветами, и сделала молодому человеку знак следовать за ней. Он заколебался. Терезия одарила его шаловливой улыбкой, в упор глянула в глаза и кивнула — это была молчаливая просьба не упрямиться. Вслед за лакеем, одетым во французском стиле, он вышел из гостиной. В прихожей тот передал цветы другому слуге, а Сент-Обен поставил бутылки на консоль.

— Поднимемся на второй этаж, сударь, — сказал лакей.

На лестничной площадке, украшенной роскошной резьбой, имитирующей переплетение золоченых лиан, Сент-Обен ощутил прилив счастья. С Терезией все казалось простым и легким. Баррас не сможет противиться ей, и, значит, Конвент оставит мюскаденов в покое.

— Господину надлежит подождать прихода мадам вот здесь, — сказал лакей, отворяя дверь комнаты.

Он вошел первым, зажег свечи в подсвечниках и с поклоном удалился, закрыв за собой дверь. Подле монументального ложа с желтыми завесами красовалась статуя испуганной Дианы, похожей на мадам Тальен. Сент-Обен хотел сесть, но не нашел ничего подходящего — ни кресла, ни канапе. Он пристроился на краю ложа и вытянулся во весь рост. Когда Терезия вошла в спальню, она обнаружила молодого человека полностью одетым, но распростертым на кровати, со скрещенными на груди руками. Измученный бессонной ночью и пережитыми треволнениями, он храпел.

Улица Вивьен, чуть не достигая бульваров, своей северной оконечностью смыкается с идущей под прямым углом к ней улицей Дочерей Святого Фомы как раз напротив ворот бывшего доминиканского монастыря, в то время занятого секцией Лепелетье. Национальные гвардейцы из зажиточных, торговцы прохладительными напитками, учащиеся школ, чиновники, рестораторы, клерки, приказчики, до крайности распаленные шуанами и газетчиками, ратующими за монархию, превратили трапезную в оружейную, а в недействующей церкви проводили собрания, о чем Сент-Обен узнал при входе. В этот монастырь он забрел впервые. Под галереей с колоннами обошел четырехугольный сад, заполоненный кустарником и полевыми цветами. Мысль о том, как он был смешон со своим визитом к мадам Тальен, приводила его в уныние. Он проснулся на заре, когда она уже ушла. Ему стоило большого труда выдержать насмешливые взгляды лакеев. Однако, как и было условлено, ему придется доложить друзьям о провале своего демарша.

Он тщетно ломал голову, ища способ затушевать свое фиаско, чтобы оно выглядело не таким глупым, когда, проходя мимо группы возбужденных секционеров, услышал разговор, поразивший его.

Высадка в Кибероне была разгромлена.

Сначала он не поверил, переспросил, заставил повторить ему кошмарные и притом, похоже, проверенные цифры. Гош взял десять тысяч пленных, в том числе захватил весь клир Дольского епископства вкупе с самим монсеньором. Его добыча — шестьдесят тысяч ружей, шестьдесят тысяч пар обуви, одежда, изрядный запас пшеницы и сушеного мяса.

— А что англичане?

— Остались в открытом море.

— Сколько убитых?

— Этого никто не знает, но наверняка много, а будет и того больше, даже если Гош откажется казнить пленных. Этот негодяй Тальен специально помчался в Ванн, чтобы устроить массовый расстрел.

— Солдаты откажутся мараться участием в такой бойне!

— Тальен попросит об этом бельгийцев и уроженцев Льежа, их немало в рядах Западной армии.

Надежда умирала. Теперь комитеты решат, что им в борьбе с роялистами все позволено. Персональная неудача Сент-Обена ничего не весила перед лицом такой драмы. Он поспешил к церкви, где люди из секции Лепелетье в полном смятении спорили о новой стратегии. Одни хотели призвать богатые кварталы к оружию, а дружественные секции, такие, как секция Вандомской площади, Французского театра, Бон-Нувель, Бют-де-Мулен, — чтобы держали теснее ряды. Другие утверждали, что действовать силой не время, провал в Кибероне доказывает это. Сент-Обен расслышал в общем хоре яростный голос Дюссо, потом и увидел его — тот сидел на молитвенной скамеечке.

— Решимся ли мы наконец свалить этот проклятый Конвент?

— Якобинцы возвращаются, — сказал его сосед, размахивая лорнетом.

— Он прав, — с большим достоинством произнес некий цирюльник. — Я своими глазами видел, как на нашей улице снова устанавливали бюст Марата!

— Против якобинцев мы будем использовать якобинские методы.

Тот, кому принадлежала последняя реплика, в недавнем прошлом держал бакалейную лавку на Стекольной улице, у него это было на лице написано — голова круглая, брови кустистые, чуть не до самого носа, нос длинный, рыбий, чуть не до самого рта, ни дать ни взять как у гигантского групера. Он посещал в Париже Монархическое агентство, которое до катастрофы в Кибероне никогда не одобряло планов такой высадки, делая ставку на время и готовясь к будущим законным выборам:

— Насильственные действия для нас под запретом…

— Вот уж нет!

— Не нет, а да. Народ изголодался, он в апатии, жаждет мира, на борьбу нам его не поднять. Мы должны вести глубокую, серьезную работу, распространять наши идеи и критические наблюдения, развивать подпольную сеть. Поскольку общественное мнение решает все, надо стараться повлиять на него.

Новая подпольная сеть плелась в ресторане на улице Закона, который держала одна актриса театра Фейдо. Был и контакт с парижским центром. Некто д’Андре, в прошлом парламентский советник в Эксе, из Швейцарии занялся организацией сопротивления; в свое время он от имени Дантона вел мирные переговоры с англичанами, и его агенты ткали плотную ткань, наброшенную на всю страну, — священники, владельцы постоялых дворов, солдаты, а штаб под величайшим секретом собирался на Вандомской площади, в доме 12, в той самой гостинице «Бодар де Сен-Джеймс», что принадлежала финансисту Додену, управляющему того, что осталось от бывшей Ост-Индской компании.

— А деньги? — спросил Сент-Обен.

— Ну, на то англичане. Мистер Уикхем, лондонский резидент в Берне, служит нам казначеем, он за все и платит. И фальшивые паспорта для эмигрантов он выправляет, чтобы потом они могли колесить по всей Франции под видом мелочных торговцев, и те килограммы поддельных ассигнатов вам отправил тоже он.

Сент-Обена очень соблазняла такая деятельность, которую можно вести с приятностью и без особого риска.

Через неделю Сент-Обен решился: он пойдет работать в Комиссию по планам военных кампаний, куда зачислил его склонный к попустительству Делормель. Он рассчитывал приблизиться к Комитету общественного спасения, который курировал эту комиссию, да к тому же она находилась в Тюильри. Может быть, там ему удастся узнавать сведения, интересующие Монархическое агентство? Итак, августовским днем после полудня он явился во дворец и предстал перед консьержем. Тот удивился: