Жоржи Амаду - Большая Засада

— Сеу капитан, вы знаете, что Жаузе услыхал на ярмарке в Такараше? Он нам рассказал, и мне просто не верится, что это правда.

Капитан поднялся, чтобы взять кружки, и налил новым гостям кашасы.

— Говори, тетушка, я слушаю…

Прежде чем сесть, он подлил кашасы в кружки негра и турка и в свою собственную, затем поставил бутылку так, чтобы она была под рукой.

— Так вот, там говорят, что мы тут все преступники, что мы незаконно занимаем чужую землю.

— Так и говорят, — подтвердил сын. — Что мы украли эту землю.

Снова заговорила Ванже:

— А еще говорят, что вышвырнут нас отсюда, что хозяева вот-вот явятся, недолго осталось…

— А с ними — жагунсо… — пояснил Жаузе.

— С жагунсо… Хозяева Большой Засады… Вот что он слышал. Жаузе хотел поспорить, но ему опять сказали — закон придет. Потому что место это отсталое, закона здесь нету. А теперь вот будет. Это правда? Скажите мне, капитан! Я только вам верю.

Капитан Натариу да Фонсека положил парабеллум на скамью и вгляделся во встревоженное лицо старой сержипанки, потом сделал глоток кашасы и вытер рот тыльной стороной руки.

— Есть люди, которые хотят, чтобы так было, тетушка. И если мы позволим, то так и будет.

— Растолкуйте, капитан, а то я что-то не понимаю.

Трое братьев, так же как Каштор и Фадул, молча слушали диалог между старухой и капитаном, медленно попивая кашасу. В воздухе повисло напряжение, такое густое и мощное, что его почти можно было потрогать рукой. Жаузе отправил за дверь смачный плевок.

— Сколько лет прошло с тех пор, как вы пришли сюда с покойным Амброзиу и всей вашей семьей? Скажите мне, был ли тогда у этой земли хозяин или она была свободной? Когда вы заняли ее, вырубили и расчистили, начали выращивать маниоку, появился ли кто-то, жалуясь и говоря, что у земли есть хозяин?

— Никто.

— И не мог, потому что хозяина не было. Сколько лет прошло с тех пор? А сейчас, когда она расчищена и засеяна, когда там стоит мельница и вы торгуете здесь и в Такараше, кто-то положил на нее глаз. Вы же видели контролеров? Кому принадлежали свиньи, которых они убили? Разве они были не Алтамиранду? Они убили и его тоже. Они сказали, что таков закон и мы обязаны ему подчиниться.

Агналду раскрыл было рот, но ему удалось сказать только «чертов этот закон», мать не дала продолжить:

— Подожди, сынок. Капитан, вы только что сказали, что они здесь водворятся, если мы это позволим, так ведь? — Она повторила, требуя подтверждения: — Если мы позволим?

— Именно так, сиа Ванже. Люди из Итабуны заключили грязную сделку и говорят, будто этот кусок земли, где стоит Большая Засада, принадлежит хозяину, что так было с самого начала. Эти два берега реки, где находятся плантации, которые посадили вы вместе с Жозе душ Сантушем, Алтамиранду и сией Леокадией, и где стоят дома, которые мы построили. Плантации и дома, которые унесло наводнение и которые мы заново засеяли и отстроили. Говорят, что у этих земель, которые были вашими и нашими, теперь есть хозяин и что он был всегда. Это записано и заверено в нотариальной конторе. Не хватает только, чтобы мы согласились.

— Согласиться, чтобы они забрали нашу землю?

— Обратите внимание, тетушка Ванже, на то, что я сейчас скажу. И вы тоже, Жаузе, Агналду и Аурелиу. Или мы говорим «ладно» и сдаемся, соглашаемся: вы работаете на своих наделах, я плачу за холм арендную плату, — или мы будем драться, чтобы защитить то, что нам принадлежит.

— Оно того стоит? — Жаузе снов плюнул. — Я никогда не видел столько жагунсо.

— Драка будет серьезная… — Капитан оглядел сержипанцев своими маленькими глазками и сказал уже тише: — Скорее всего мы проиграем. И даже так, Жаузе, я считаю, что оно того стоит, и кум Фадул, и друг Тисау думают так же. Мы решили драться.

Он задержал взгляд на лице старухи, на котором жизнь оставила свой след.

— Мы сделали Большую Засаду, мы и вы, тетушка Ванже. А еще покойные Амброзиу и Алтамиранду, покойная Меренсия, все те усопшие, что лежат на кладбище. И разве я вру? Пока я жив, никто нами помыкать не будет.

Агналду захотел было перебить его, но капитан жестом попросил терпения:

— Я закончу, Агналду, и потом ты скажешь. Каждый волен поступать так, как ему захочется, тетушка. Точно так же вы и ваши сыновья. Вы можете пойти на соглашение, уйти навсегда или чтобы потом вернуться, а можете пойти в бой.

— Что касается меня, то я знаю, что буду делать. Не будет, как в прошлый раз, когда они не позволили мне… — Агналду взорвался и перешел на крик.

Ванже заговорила снова, все тем же спокойным голосом:

— Помните, капитан, когда вы встретили нас на дороге — беглецов из Сержипи? Со мной это тогда случилось во второй раз. Уже было подобное с землей моего отца. Я понимаю, о чем думает Агналду, он этого никогда не забывал. Про других не знаю, каждый сам за себя в ответе. Но могу вам сказать, капитан Натариу, вам, который был нам как отец: от этой земли, которая была сплошным лесом, когда мы пришли, никому не отдам ни пяди. Никому. Я отсюда уйду только ногами вперед.

— Мы сделаем так, как вы прикажете, мать. — Жаузе встал. — Пойдем работать.

— Бог вам за все воздаст, капитан, — сказала Ванже и вышла вместе с сыновьями.

Аурелиу, самый младший, во время встречи не сказавший ни слова, немного задержался и спросил:

— Вы можете дать мне какое-нибудь оружие, капитан? В доме оно есть только у Агналду. А я стреляю довольно метко.

Закон, друзья и подруги. Ружейным стволом, спусковым крючком револьвера, дулом карабина закон возвещал о своем прибытии. После наводнения и лихорадки.

Кто хочет, может уйти, пуститься в путь-дорогу, пересидеть подальше, переждать, пока все успокоится, чтобы вернуться потихоньку, опустив голову, подставить ее под ярмо и подчиниться приказам хозяина. Кто хочет, может унести ноги, сбежать, собрать пожитки и убраться. Теперь в Большой Засаде не место мошенникам и трусам.

Решив, что нужно делать, прежде чем принять последние меры, капитан Натариу да Фонсека, старый командир жагунсо, отважный головорез, то с Каштором, то с Фадулом, то с обоими, пошел по домам, стоявшим по обоим берегам, и объяснил каждой живой душе, что происходило и что произойдет.

Многим, зная их хорошо, он советовал вести себя благоразумно и уговаривал бежать. Если им не хватало отваги, то тогда и не было причин браться за оружие и сопротивляться. Это сложнее — ах, гораздо сложнее, даже сравнивать нельзя, — чем борьба с наводнением. А что до чумы, то закон еще смертоноснее.

Делать это стоило лишь тем, у кого были обязательства по договору: с Богом, добрым Богом маронитов, как в случае с Фадулом; со свободой, как у Каштора; с землей, добытой в поте лица, как у Ванже. У Короки был договор с жизнью. А когда кто-то получает власть и авторитет, то вместе с ними берет на себя обязательства и должен выполнять их. Это был случай капитана Натариу да Фонсеки.