Жоржи Амаду - Большая Засада

На тростниковых плантациях и в зарослях, на энженью Реконкаву, в городах Сау-Феликс, Кашоэйра, Муритиба и Санту-Амару, в Марагожипе и даже в столице обсуждали этот случай и говорили, что у братства Святого Корнелия, покровителя рогоносцев, появился новый блистательный президент — барон де Итуасу, Мусью Французишка, рогоносец в квадрате, рогоносец из рогоносцев, рогатейший, король благодушных. Un gentil сосu, [32] Милый рогоносец (фр.). используя выражение, которое звучало приятно и дружелюбно в устах баронессы, его супруги. Ах, уста баронессы можно было сравнить только с щелкой между ног у Руфины — это были два конкурирующих шедевра. Такого мнения придерживались и барон Адроалду Муниш Сарайва де Албукерке, дворянин и хозяин сахарного завода, и негр Каштор, слуга, рожденный в зарослях тростника. И это еще раз доказывает, что истина может открыться и мудрецу, и невежде, и богачу, и бедняку, и знати, и черни.

Чтобы не создалось неправильного мнения об Адроалду Муниш Сарайва де Албукерке, бароне де Итуасу, чтобы никто не подумал, будто это отсталый сахарный плантатор, погрязший в грубых предрассудках и недостойный европейской, цивилизованной супруги, нужно сказать, что причиной инцидента с Каштором, следствием которого стали насилие и побег, оказалась вовсе не близость между баронессой и подмастерьем кузнеца. Судя по всему, рога, растущие из-за буколического времяпрепровождения Мадамы, барона не волновали. Он нес их с достоинством и nonchalance, [33] Беспечность, небрежность (фр.). являя собой прекрасный пример для плантаторов, варварски вершивших самосуд: жен, которые осмеливались на связь с неграми, они убивали, а самих негров перед смертью кастрировали.

Именно негодование, вызванное поведением мулатки — неблагодарностью, неуважением, — заставило его занести хлыст и покрыть кровавыми рубцами голую спину Руфины. Он чувствовал себя уязвленным в том, что было для него самым святым, — в чувстве собственности. Он тратил на эту неблагодарную знания и деньги, он оказал ей честь, лишив девственности и методично развращая. Он воспитывал ее, прививая вкус к утонченным сексуальным практикам, которые этот сорняк, эта глупая девчонка отказывалась принимать. Он возвысил служанку, домашнее животное, до уровня любовницы, и это не говоря о множестве тряпок и безделушек. Предательство мулатки задело его за живое: тут речь шла не о простом капризе скучающей супруги, смешном легкомыслии, легком прегрешении. Это была тяжкая обида, подлое оскорбление, унизительная насмешка над господином и повелителем, непростительный проступок, смертный грех. Стерпеть такой позор означало потрясти основы морали и общества.

Итак, возвращаясь однажды после утренней верховой прогулки, он застукал в пристройке старого барака для рабов Каштора и Руфину, совокуплявшихся самым что ни на есть вульгарным образом, который так любят невежды, — мулатка снизу, а негр сверху. Барон рассвирепел — по-другому, как ни крути, тут не скажешь. Наваждение исчезло, но тут послышался стон Руфины. Барон потерял голову, он был вне себя. Каштор вырвал у него из рук хлыст, переломил пополам и выкинул подальше. А в ответ получил оплеуху, оскорбление и угрозу.

— Я прикажу вырвать тебе яйца, грязный негр, Принц Дерьма.

Лицо вспыхнуло, взгляд затуманился, и Принц — уж не важно чего: дерьма или черного дерева — левой рукой схватил барона за куртку для верховой езды, а правой двинул ему в лицо что было мочи. И прекратил бить, только когда на помощь прибежал народ с плантации и из особняка. Во всеобщем смятении было нечто праздничное: не каждый день доводится увидеть такой спектакль, как избиение хозяина плантации.

За голову и яйца Каштора объявили награду, а он пустился в бега. Если бы он задержался, даже сеньора баронесса, пожелай она вмешаться и помочь ему, не смогла бы его спасти. Но она не хотела. Уязвленная предательством негра («Aie! Madeleine, le plus beau noir du monde, le plus vilain des hommes!» [34] Ах, Мадлен, это самый красивый негр в мире и самый подлый из мужчин (фр.). ), Мадама заболела, провела в постели несколько дней, полных меланхолии, однако готовилась к путешествию в Европу в сопровождении барона — во второе, вполне заслуженное свадебное путешествие.

Беглец оказался в столице, спустившись по реке Парагуасу в рыбачьей лодке, груженной сахаром и кашасой. Матушка Жертрудеш де Ошум, которая его приютила, считала, что Баия находится слишком близко к Санту-Амару, чтобы гарантировать жизнь негру, обвинявшемуся в таких тяжких преступлениях: он осмелился поднять глаза на чистую и добродетельную супругу хозяина, попытался изнасиловать бедную беззащитную служанку, а когда ему помешали реализовать это гнусное намерение, покусился на жизнь владельца плантации. Сыщики рыскали, чтобы засадить его в тюрьму, бандиты из Реконкаву прочесывали улицы с приказом убить его.

Спрятавшись в трюме двухмачтового парусника, он прибыл из Баии в Ильеус. Там, где молились духам кандомбле, в лесу из кокосовых пальм между Понталом и Оливенсой, папаша Аролу принял его и рекомендовал полковнику Робуштиану де Араужу, которому богатство не мешало подкармливать колдунов и получать благословение и советы бабалориш а . [35] Жрец кандомбле. В эльдорадо страны какао папаша Аролу был столь же, а то и более, почитаем, как и епископ, поскольку пришел первым и обладал непререкаемой властью над солнцем и дождем.

Каштор уже пять лет работал кузнецом на фазенде Санта-Мариана, когда, следуя за караваном ослов, переночевал однажды в Большой Засаде. Его целью был город Итабуна, а точнее — те его улочки и закоулки, где располагались публичные дома. Он намеревался потешить свое тело. Для того, кто наслаждался изобилием, смакуя изысканные яства, как иностранные, так и местные, в праздности сахарных плантаций Реконкаву, фазенды какао на юге штата в смысле женщин оставляли желать лучшего.

В общем, его все устраивало и он даже не скучал — разве что по дяде. Он бы не вернулся, даже если бы мог. Там он был просто слугой, и его единственным правом было подчиняться, не повышая голоса. Его звали Принцем. Он наставлял рога барону в роскоши льняных простыней, атласных и кружевных покрывал, но даже в постели Мадамы не чувствовал себя свободным человеком. Чтобы это произошло, ему нужно было поднять руку на хозяина, подвергнуть свою жизнь опасности, пуститься в бега и оказаться на земле какао, где у каждого своя цена и ему хорошо или плохо, но платят за то, что он делает.

Нехватку женщин на фазенде он компенсировал, сопровождая ослиные караваны: на складах, в селениях и городах его обогревали проститутки. Он заматерел и превратился в спокойного доброго негра, сохранил простые манеры, слегка высокомерный вид и дружелюбный характер. Когда он какое-то время не появлялся, шлюхи жаловались на долгое отсутствие Головешки: он, как никто, мог оживить любой праздник.