Анатолий Курчаткин - Чудо хождения по водам

– Почему я так уверена? – переспросила жена, прежде чем ответить на вопрос В. – Потому что он такой человек. Он просто не сможет отказать. Это противоречит его взглядам.

– Вот так прямо никому не отказывает? – усомнился В. – Это к нему каждый встречный-поперечный будет со своими просьбами лезть.

– А и лезут! – горячо ответствовала жена. – Нет, не всякий встречный-поперечный, конечно, – поспешила поправиться она. – Я имею в виду, кто учился у него, у кого с ним отношения… А ты что, что-то имеешь против?

Нет, В. ничего не имел против того, чтобы обратиться к ее гуру. Он был готов ухватиться за любую соломинку. Кто знает, вдруг этот гуру, так помогший со своей древнеиндусской мудростью жене, окажется как раз той соломинкой, которая не даст утопнуть?

– Звони, – сказал он. – Проси о встрече. Сможет встретиться немедленно – отлично. В двенадцать ночи – тоже нормально. И в два часа ночи нормально, и в три, и в четыре. Но уж не позже, чем завтра утром. Где только эта фотография? – вспомнил он.

– Ой, забудь ты о фотографии, – прервала его жена. – Все и без нее уладится. Уверена.

Возможно, ее уверенность была не более чем психотерапевтическим приемом. Но если и так, произнесенные слова рождали в ответ чувство спокойствия и отстранения – словно все, что происходило, происходило не с ним, во всяком случае, не по-настоящему, не всерьез.

Ведя этот разговор, они оставили между тем прихожую, переместились в комнату и, не сговариваясь, один за другим проследовали к распахнутому окну. Приближающийся с бесстрастной неотвратимостью закат уже укрощал дневной ад, с улицы явственно веяло раем подступающей ночной прохлады, и, как подсолнух следует своей головкой за солнцем, так неосознанно жаждала отрады рая и плоть.

– Забыл о фотографии, – ответил В. на требование жены. – Звони, – понукнул он ее. – Звони не откладывая. Прямо сейчас.

“Домой! Кому говорю, домой!” – звал на улице женский голос ребенка. “Еще пять минут! Пожалуйста!” – звеня на весь двор, отвечал женщине детский голос. Втиснутый в автомобильный мотор, табун лошадей прохрапел по двору вдоль дома. Продзинькал с сиплой хрипотцой велосипедный звонок. Заорал благим матом и смолк, как обрезанный, пьяный мужской голос. Вечерний город жил своей каждодневной обычной жизнью.

Восточноскулый гуру жены смог принять их только назавтра. И не с утра. А лишь после полудня, в час сорок пять дня. Вот с такой точностью: в два часа без четверти. Словно по записи к врачу. Пятнадцать минут – и следующий пациент, медсестра, выпишите рецепт, следующий, следующий! Впрочем, жена, сообщив В. о времени встречи, сочла необходимым добавить, что на самом деле гуру совсем не формалист, понадобится – перевернет все свое расписание вверх дном, полностью предоставит себя в твое распоряжение.

Утром на завод В. не поехал. Вчера дарованная ему директором по связям привилегия казалась чем-то бесстыдным, сегодня он воспользовался ею без раздумий. Невозможно было идти на работу, когда над головой раскачивался подвешенный бородачом дамоклов меч.

Жена у себя на работе отпросилась. Легко сказать – отпросилась. В. слышал, как ее начальник орал в трубке, чтобы она сей же миг вылетала на работу, а не вылетит на работу, то вылетит с нее, но жена все же вышла из этой схватки кролика и удава победителем. Спасибо тебе, благодарно обнял ее В., когда она закончила разговор. За что спасибо, сказала она, пожимая под его рукой плечами и глядя на него снизу вверх с горячей чувственной преданностью. Муж мне важнее всякой работы. Я выбираю мужа.

Офис у гуру был не то что уфологический центр коллеги, осиливший всего лишь обшарпанный подвал. Офис гуру так и дышал респектабельной успешностью, распространял вокруг себя аромат устроенности и благополучия. Он занимал выразительный двухэтажный дворянский особняк полуторавековой давности, тщательно отреставрированный, освеженный, обновленный. Широкое гранитное крыльцо вело к широким дубовым дверям парадного входа, в стену рядом с дверью вмонтировано переговорное устройство, сыто поблескивающее желтым металлом отделки, внутри сидел перед монитором охранник, внимательно вглядывался в лица звонящих, неоднократно сверял прозвучавшее в динамике имя со списком – просто так, с улицы, не попасть. И внутри все тоже было нарядно, парадно, с щегольством – отделка, интерьер, обстановка, с ходу понятно, что хозяин офиса относится к себе с исключительной серьезностью, уважает и любит себя и требует ответного чувства от мира.

– Я ему кратко все объяснила, но, наверное, тебе потребуется что-то добавить, уточнить, – решила жена напомнить В., пока они поднимались по лестнице на второй этаж, где располагалась студия гуру. Не кабинет у него был, просветила В. жена еще раньше, – студия. Как у художника.

В. молча покивал: да-да, конечно, уточню. Он все утро проигрывал в себе, как вести разговор с этим гуру, какой тон взять, – и все как-то нелепо выходило, глупо, жалким щенком перед большой, уверенной в себе псиной ощущал он себя, прокручивая в сознании предстоящую встречу. С коллегой вчера, когда звонил и шел к нему, все было ясно, а с этим гуру – сплошной туман.

Гуру, в белой шелковой рубахе до колен, в белых просторных шелковых штанах, встретил В. с женой у двери в студию. Не просто встретил, а раскинув широко руки, как для объятия, будто и В. был его добрым знакомцем, учеником, или уж, во всяком случае, показывая этим жестом, что жизненный спутник его ученицы также имеет право на его благорасположение. Но в неулыбчивом лице гуру, в его неторопливых обстоятельных движениях была та самая исключительная серьезность, любовная уважительность к себе, что так сочно и живо проглядывала в облике его офиса-особняка.

– Прошу к нашему шалашу! – произнес гуру. Его как бы изготовившиеся к объятию руки с плавной неспешностью сместились в сторону и с подкрепляющим поворотом корпуса указали на дверь студии за спиной. Колыхнулась смоляная грива его волос, завесила щеку и расходящимся театральным занавесом устремилась обратно. – Добрым людям в этом шалаше всегда рады. Добро пожаловать!

– Здравствуйте, учитель. Спасибо, что согласились принять. – Жена В., обращаясь к гуру, вся так и потянулась вверх, затрепетала – ну, запаленная свечечка на сквозняке. Странное, неприятное чувство опахнуло В.: пусть этот гривоволосый был ее учителем, но невероятно унизительно стать свидетелем столь благоговейного отношения твоей жены к другому мужчине.

– Здравствуйте, – сдержанно поклонился В. гуру.

– Прошу, прошу! – снова повел гуру руками, указывая на дверь в студию. Легкий среднеазиатский акцент проскальзывал в его речи – как оттиск его восточного происхождения, что так отчетливо было явлено в лице.