Владимир Колковский - В движении вечном

«С которой пойти?» — решал и никак не мог разрешить Игнат такую вот сложную задачу… Наконец, придумал самое простое. С той именно, что на предстоящем школьном вечере улыбнется ему первая. А чтобы не тащиться назад одному долгой дорогой из деревни да еще в потемках возле старого кладбища, уговорил дружка Витьку пойти со второй за компанию.

Дорога за поселком была неширокая, брусчатая, усаженная по сторонам молодыми стройными тополями. Шли скоро. Игнат немного поодаль и сзади. С самого начала говорил он много и обо всем, о кино, музыке, книгах, называл знаменитые имена.

— А кто это? — несколько раз переспрашивала она и снова молчала.

Тогда он решил действовать смелее.

— А вот это не надо! — сказала она строго, но руки его с плеч, все же, не сбросила.

Далее почти всю дорогу шли молча.

Да и о чем говорить? — теперь он даже и не знал. Изредка украдкой заглядывал в близенький профиль, но она лишь серьезно, вдумчиво смотрела вперед, словно его и не было рядом вовсе. И словно не его рука вот уже довольно долгое время лежала, непонятно зачем на ее худеньком плечике. Вскоре рука так слежалась, примлела, что он бы и рад сбросить ее, но… Но и это сейчас было сделать как-то очень неловко, не нарушив при том невзначай ее тех самых, неведомых дум.

Зато впереди беседа не утихала.

— Как хоть звать-то тебя? — спрашивал бойко тоненький девичий голосок. — Сколько прошли, а…

— Иоганн Кеплер! — каким-то не своим совершенно, возвышенным голосом отвечал Витька.

— Гм… а-а… а почему ты пошел провожать именно меня?

— Ты меня интересуешь чисто как женщина!

Такой вот ответ, по-видимому, весьма озадачил, потому как и впереди на некоторое время наступило молчание. Но вскоре, впрочем, беседа продолжилась вновь, хоть и на прежний, столь своеобразный манер. Она говорила, расспрашивала серьезно, внимательно, а он отвечал так, словно лишь хотел попрактиковаться в какой-то уж слишком развязной шутовской оригинальности.

— Ты… Кеплер! — смеялся Игнат, когда, наконец, все закончилось. — Тебе и хлеба не дай, а…

— Простецкие девчатки! — лишь отмахнулся в ответ Витька. — Расскажи-ка лучше, как там вчера в футбол сгоняли?

Летом с началом памятных антоновских танцевальных вечеров Игнат сразу стал их постоянным посетителем. Всякий раз с охотничьим азартом снова выглядывал себе среди приехавших на летние каникулы в поселок девчонок «новенькую», приглашал на танец, знакомился, провожал. А дальше…

— Неужели они все, как одна? — говорил он с изумлением другу. — Знакомишься, как в первый раз! — голову кружит, мечты, волнения, мысли… А погулял, глядишь, вечерок-другой, вечерок-другой потерся на лавочке в парке…

— … и только привет-привет, и финиш! — договорил за него быстренько Витька. — Кажись, с кем хочешь, пошел бы, да только не с ней.

— И где же оно… высокое, светлое?

— Романтика любви?

— А ты?… сам-то хоть веришь? Есть ли на всем белом свете?

— Ну-у, как там свете… Вот в книгах! Ты книги смотри, поэзию.

— Так что ж тогда выходит… поэты? Поэты придумали?

Витька немножко призадумался, хотел что-то ответить. Но, в конце концов, как это и частенько у него случалось, не выдержал «серьеза». Изменившись в лице, усмехнулся вначале, а потом и рассмеялся в ответ:

— Так им же за это денежку платят!

У Игната были другие, вполне конкретные планы в тот памятный вечер. И приглашать он уже, было, двинулся в совершенно противоположный уголок зала. И вдруг в какой-то неуловимый миг…

Не раз он замечал и впоследствии.

Бывает так, что уже и не веришь, говоришь, что не поверишь никогда. И вот, иногда в самый безрадостный пик, в самый безнадежно заостренный тягостный пик этого неверия — один маленький эпизод, одно малозаметное событие, одна, казалось бы, совершенно случайная встреча…

Кто он, таинственный сеятель нашей веры?

Кто мы в его замысле строгом?

Снова был вечер тихий, теплый, уютный, и снова Игнат шел на свидание. Жил он в самом центре поселка, а она на далекой окраине в конце длинной темной улицы. Фонари здесь никогда не горели; их, затеяв суматошное соревнование на меткость, разбивали в первый же вечер местные задиристые пацаны. Дома, обычные деревенские бревенчатые хаты, подступали здесь так близко к брусчатой дороге, что можно было легонько вскочить на невысокий рубленый заборчик и просто тихо постучать в окошко…

Но Игнат всегда бросал камешки.

Почему-то всегда казалось, что где-то рядом в соседнем дворе кто-то притаился, выглядывает, сейчас окликнет грубо, поэтому редко когда удавался сразу точный бросок. Вот и сегодня первый, наугад выбранный камешек, легкий и плоский вильнул размашисто перед самым окошком и резко спикировал вниз, глухо скользнув по бревенчатой стенке. Второй, выбранный тоже весьма неудачно по весу, отнес в сторону случайный порыв непоседливого неманского ветерка. В третий раз Игнат уже почти не сдерживался, и стекло дзынкнуло так будто треснуло.

«Ну вот, сейчас еще батька выскочит!» — даже втянул он голову в плечи, и быстренько переметнулся на другую сторону улицы.

Там, словно гигантский круглый пень, торчал приземисто из-под земли низкий колодец с широким кольцевым срубом. Присев вплотную за ним, можно было спрятаться.

Юля всегда собиралась долго, но и ожидать ее было усладой, усладой волнующей, хоть он давно уже научился угадывать в беспорядочных сполохах за занавешенным окошком ясные приметы того, что она дома и собирается. Он никогда не уговаривался наперед, да и попробуй-ка ты с ней договориться! — другой раз никак расстаться не могут, уже за полночь давно, уже и мать не раз выйдет из дому, покличет, а заговори он только про новую встречу… Всегда у нее дела, всегда у нее проблемы неотложные, всегда она «не может никак», хоть ты и дни перебери подряд на целый месяц вперед.

— Так, когда же мы увидимся? — только почесывал затылок Игнат.

— Когда сердце подскажет! — искрились лукаво в ответ ее карие глазки.

«Хочешь придти — приходи… нет? — что ж, обойдусь запросто!» — чудилось неизменно ему в этом.

И снова, снова казалось, что она с ним лишь так, для забавы, и никак не может позабыть «его»… Того, кто был с ней прежде.

«Ладно, буду и я просто так!… буду и я просто так!» — говорил и говорил он себе снова, чтобы хоть немного унять эти жгучие, ранее неведомые ощущения.

Мягко скрипнули двери, и Юлька легкая тоненькая, в светленьком с короткими рукавчиками платьице живо сошла, как сбежала с невысокого крылечка. Возле калитки и на дороге никого не было.

— Игнат… ты?… ты где? — спросила она в растерянности.

Он не ответил и, поднимая ноги высоко, медлительно, как кот-охотник в густой траве начал осторожно подкрадываться сзади… Даже не слышал своих шагов и уже занес, не дыша, к ее глазам разведенные широко в стороны ладоши… Как вдруг она оглянулась испуганно, и… оказалась тотчас в его объятиях.