Сэмюэль Беккет - Мерфи

Мисс Кунихан действительно имелась.

— Так вот, скажем, вам предложили дать дефиницию, скажем, ваших, Мерфи, отношений с этой мисс Кунихан, — сказал Нири. — Ну, давайте, Мерфи.

— Скорее предсердечные, — сказал Мерфи, — нежели сердечные. Усталые. Графство Корк. Порочные.

— Вот именно, — сказал Нири. — Так вот. По какой бы причине вы ни были неспособны любить, как я, а поверьте, никакого другого способа не существует, по этой же самой причине, какова бы она ни была, ваше сердце таково, каково оно есть. И опять-таки по этой же самой причине…

— Какова бы она ни была, — сказал Мерфи.

— Я ничего не могу для вас сделать, — сказал Нири.

— Господи, помилуй мя, — сказал Мерфи.

— Вот именно, — сказал Нири. — Должен сказать, ваша шишковидная железа так усохла, что от нее ничего не осталось.

Он максимально раскачал качалку, затем свободно откинулся в ней. Понемногу мир замер — большой мир, где Quid pro quo выкликалось как наименование товаров и свет никогда не угасал дважды одинаковым образом, — и уступил место миру маленькому, как он описан в разделе шестом, где Мерфи мог любить самого себя.

В футе от его уха зашелся на своей подставке телефон. Мерфи не удосужился заранее снять трубку. Если он не ответит тотчас же, сюда примчится домовладелица или же кто-то из жильцов. Тогда его обнаружат, так как дверь не заперта. Запереть его дверь было нельзя никаким родом. Странная это была комната: дверь болталась, соскочив с петель, и, однако же, — телефон. Прежняя ее владелица была проститутка, давно миновавшая свою лучшую пору, убранную в багрец. Она находила телефон полезным во времена расцвета, а в период упадка нашла, что не может без него обойтись, ибо единственные свои деньги получала, когда звонил кто-то из давних клиентов. Тогда ей причиталась компенсация за напрасное беспокойство.

Мерфи не мог высвободить руку. В любой миг он ожидал услышать на лестнице торопливую походку хозяйки или какого-нибудь жильца. Громкое, размеренное карканье телефона издевалось над ним. Наконец, высвободив руку, он схватил трубку и от возбуждения, вместо того, чтобы швырнуть на пол, поднес ее к уху.

— Разрази тебя Бог, — сказал он.

— Так он и делает, — ответила она. Селия.

Он поспешно положил трубку на колени. Та его часть, которую он в себе ненавидел, жаждала Селии, а та часть, которую он любил, сжималась при мысли о ней. Прижатый к его плоти голос чуть слышно сетовал. Некоторое время он это терпел, затем поднял трубку и сказал:

— Ты не собираешься возвращаться?

— Эта штука у меня есть, — сказала она.

— Еще бы мне не знать, — сказал Мерфи.

— Я не о том, — сказала она, — я о том, что ты велел мне…

— Я знаю, о чем ты, — сказал Мерфи.

— Встретимся, как обычно, где обычно, — сказала она. — Я принесу ее с собой.

— Невозможно, — сказал Мерфи. — Я ожидаю друга.

— У тебя нет друзей, — сказала Селия.

— Ну, — сказал Мерфи, — не совсем друга, одного занятного старичка, с которым я случайно столкнулся.

— Ты можешь спровадить его до того, — сказала Селия.

— Невозможно, — сказал Мерфи.

— Тогда я занесу ее, — сказала Селия.

— Ты не должна этого делать, — сказал Мерфи.

— Почему ты не хочешь меня видеть? — сказала Селия.

— Сколько раз нужно тебе повторять, — сказал Мерфи, — я…

— Послушай меня, — сказала Селия. — Я не верю в твоего занятного старичка. Такой птицы не существует.

Мерфи не сказал ничего. То «я», которое он старался любить, утомилось.

— Буду у тебя в девять, — сказала Селия, — и принесу ее с собой. Если тебя не будет…

— Да, — сказал Мерфи. — Предположим, мне понадобится выйти?

— До свиданья.

Послушав некоторое время гудки разъединенной линии, он уронил трубку на пол, снова привязал руку к распорке сзади, раскачал кресло. Понемногу он почувствовал себя лучше, воспрянув душой, на свободе, дарованной тем светом и тьмой, которые не боролись друг с другом, не сменяли друг друга, не меркли и не становились светлее, если не считать их слияния, как это описано в разделе шестом. Он раскачивался все быстрее и быстрее, интервалы становились все короче и короче; радужная игра цветов исчезла, крики во дворе стихли, скоро его тело успокоится. По большей части вещи в подлунном мире двигались все медленнее и медленнее и затем останавливались — кресло раскачивалось все быстрее и быстрее и затем останавливалось. Скоро его тело успокоится, скоро он будет свободен.

Возраст — Не имеет значения

Голова — Маленькая и круглая

Глаза — Зеленые

Цвет лица — Белый

Волосы — Желтые

Черты — Подвижные

Шея — 13 3/4 дюйма

Рука выше локтя — 11 дюймов

Рука ниже локтя — 9 1/2 дюйма

Запястье — 6 дюймов

Грудь — 34 дюйма

Талия — 27 дюймов

Бедра и т. д. — 35 дюймов

Ляжка — 21 3/4 дюйма

Колено — 13 3/4 дюйма

Икра — 13 дюймов

Лодыжка — 8 1/4 дюйма

Подъем — Не имеет значения

Рост — 5 футов 4 дюйма

Вес — 123 фунта [2] Приведенные цифровые данные в таблице соответствуют Венере Милосской.

Она вылетела из переговорной кабины в восхитительном обществе своих бедер и т. д. Окружавшие ее повсюду пламенные порывы томимых жаждой любви были погашены, как пакля. Она вошла в бар ресторана «Шеф и пивовар» и взяла с обитой цинком стойки сандвич с креветками и помидорами и большой бокал белого портвейна. Затем быстро отправилась пешком в сопровождении четырех агентов, принимающих ставки в футбольном тотализаторе по четыре шиллинга комиссионных с фунта, в Тайбернию, на квартиру своего деда по отцовской линии, мистера Уиллоуби Келли. Она ничего не таила от мистера Келли, кроме того, что, по ее мнению, могло бы причинить ему боль, т. е. почти что ничего.

Ирландию она покинула в четыре года.

Лицо у мистера Келли было узкое и изборожденное глубокими морщинами от убогого и унылого покоя на протяжении всей жизни. В тот самый миг, когда, казалось, потеряна последняя надежда, оно неожиданно украсилось дивным луковичным куполом черепа, не скрываемого волосами. Еще немножко, и соотношение его мозга и тела упало бы до уровня маленькой птички. Он лежал в постели, откинувшись на подушки и ничего не делая, если не занести на его счет отдельных подергиваний покрывала.

— Ты все, что у меня есть на свете, — сказала Селия.

Мистер Келли устроился поудобнее.

— Да, — сказала Селия, — и, возможно, Мерфи.

Мистер Келли подскочил на кровати. Глаза у него не могли особенно вылезти на лоб — так глубоко они были посажены, — зато могли открыться, что они и сделали.

— Я не говорила тебе про Мерфи, — сказала Селия, — так как думала, что это, наверное, причинит тебе боль.

— Боль, ишь ты, в мягкое место, — сказал мистер Келли.

Мистер Келли откинулся на постель, отчего глаза у него закрылись, словно он был куклой. Ему хотелось, чтобы Селия села, но она предпочитала расхаживать взад и вперед, по своему обыкновению сжимая и разжимая руки. Дружба пары рук.