Дуглас Коупленд - Игрок 1. Что с нами будет?

— А оно как-нибудь называется, твое состояние?

— У меня сразу несколько нарушений. Алекситимия. Проблемы с торможением и расторможенностью. Легкое обсессивно-компульсивное расстройство. Моя способность строить последовательности выше процентильной нормы. Я помню число «пи» до тысячного знака после запятой.

— Я общалась с людьми, у которых были такие же нарушения. В медцентре, где я работаю… то есть, наверное, работала. Значит, лица ты не различаешь?

— Не различаю.

— А если кто-нибудь говорит громче обычного, ты распознаешь, злится он или радуется?

— Немного распознаю. Но на курсах социализации нас научили, какие вопросы можно задавать людям, чтобы снять напряжение в эмоционально-критических ситуациях наподобие той, в которой мы оказались сейчас.

— Например?

— Например, у нейротипичного человека всегда можно спросить, кем он работает и чему его научила его работа. И поскольку мне кажется, что нам нужно на что-то отвлечься, я предлагаю использовать этот способ. Люк, у тебя в кармане целая пачка денег, и ты недавно утратил религиозную веру. Можешь нам рассказать, кто ты и что у тебя произошло?

Люк ответил не сразу. Сначала дождался, пока Карен не нальет ему выпить.

— До сегодняшнего утра я был пастором в маленькой церкви у съезда на скоростное шоссе в Нипписинге. Но вчера я утратил веру, а утром ограбил банковский счет нашей церкви, сел в самолет и прилетел сюда.

— Ты серьезно? — спросил Рик.

— Ага. Двадцать тысяч. — Люк отпил виски.

— То есть формально ты сейчас безработный? — спросила Рейчел.

— Ага.

— А можешь нам рассказать, чему ты научился, работая пастором в маленькой церкви в провинциальном городке?

На лице Люка промелькнуло странное выражение: смесь радостного изумления и облегчения.

— Похоже, я только что понял, что почти десять лет дожидался, чтобы кто-нибудь задал мне этот вопрос. — Он на мгновение умолк, собираясь с мыслями, и продолжил: — Ну, в общем, так. Для начала я научился, что, если ты занят делом и тебе мешают работать, попроси этого человека, который тебя донимает, сделать пожертвование для нужд благотворительности. Держи на столе ящик или конверт для пожертвований. И от тебя сразу отстанут. Причем навсегда. Очень действенный способ.

— А еще?

— Еще… Ну вот начинаешь смотреть на людей свысока. Почти на всех, с кем вместе работаешь. Думаешь, ты один умный, а все — дураки. Хотя, наверное, они думают о тебе то же самое. В смысле, что ты дурак. И еще, что мужья бьют своих жен пластиковыми бутылками с кондиционерами для белья. В смысле полными бутылками. И это случается гораздо чаще, чем ты мог бы подумать. — Люк смотрел в потолок и говорил нараспев, словно читал молебен. — Шумные, бойкие дамочки часто страдают различными комплексами, связанными с сексуальной неудовлетворенностью. Также впервые в истории благодаря Интернету люди традиционной ориентации занимаются сексом гораздо больше, чем геи. И вообще я считаю, что избыток свободного времени — это опасная штука. Мы даже не представляем, во что это может вылиться в конечном итоге. Люди не приспособлены к жизни без четкой структуры. Они просто не знают, как с ней обращаться.

— А еще? — спросила Рейчел.

— Еще… Вот еще: годам к двадцати ты понимаешь, что рок-звездой ты не станешь. К двадцати пяти понимаешь, что стоматологом ты не будешь. Ни стоматологом, ни каким-то другим специалистом. Ближе к тридцатнику впадаешь в уныние… уже всерьез сомневаешься в своей способности к самореализации, не говоря уже о том, чтобы добиться успеха или стать богатым. А когда тебе исполняется тридцать пять, ты уже, в общем и целом, знаешь, чем тебе предстоит заниматься всю жизнь, и смиряешься с судьбой.

Люк на мгновение умолк и провел пальцем по краю стакана.

— Знаете, под конец меня так утомило выслушивать все те же истории о все тех же семи смертных грехах. Ничего интересного в этом нет. Когда уже кто-то придумает восьмой грех, чтобы жизнь снова сделалась интересной?

Карен с трудом поборола желание вставить слово.

Люк продолжал:

— Я имею в виду, почему люди так долго живут? Какая разница, когда умирать: в пятьдесят пять, или в шестьдесят пять, или в семьдесят пять, или в восемьдесят пять? Эти дополнительные годы — какая от них польза? Почему человек продолжает жить, даже когда ничего нового больше не происходит… и ничего нового ты уже не узнаешь? В пятьдесят пять твоя история, в общем и целом, закончена. И зачем тогда жить?

Люк допил виски.

— Знаете, больше всего мне обидно и больно за тех людей, которые когда-то знали, что значит жить полноценной и яркой жизнью, но потом как-то об этом забыли, стали слепы и глухи к чудесам, потеряли способность радоваться и удивляться, подавили в себе все чувства. Или же чувства исчезли сами собой, а людям было все равно. Мне кажется, это самое страшное: когда человек что-то теряет, а ему все равно.

— Значит, тебе обидно, больно и страшно за себя самого, — сказала Рейчел.

— Да.

Все долго молчали, а потом Рейчел спросила:

— Рик, а чему ты научился на своей работе?

— Я понял, что часто я сам себе злейший враг. Понял, что не люблю быть неправым и буду отстаивать свою правоту любой ценой, даже если от этого мне будет больно. Понял, что неудачник — это не потенциальный будущий победитель под маской несостоятельного горемыки. Это просто я сам. Я понял, что никогда не стану богатым, потому что я не люблю богатых. Понял, что ты можешь быть полным мудилой, но твоя душа все же останется при тебе. Сама захочет остаться. У душ должно быть законное право уйти от хозяина, если он своим поведением переступает какую-то черту.

— А вот конкретно работа чему-то тебя научила? — спросила Рейчел.

— Не буду долго рассказывать о работе. Скажу только, что раньше я очень даже неплохо работал садовником, у меня даже был собственный маленький садоводческий бизнес, пока какие-то… э… нехорошие люди, которые явно не заслужили, чтобы у них была душа… в общем, пока у меня не угнали машину со всем садовым инвентарем. Вот так, собственно, и получилось, что я устроился на работу барменом, и каждый день мне приходится выслушивать все то же самое, что ты, Люк, выслушивал от своих прихожан — разве что в моем случае люди скорее разглагольствуют о своих грандиозных планах или выдают желаемое за действительное над третьим стаканом пива. А так в общем-то те же яйца, вид сбоку.

— А люди хоть иногда говорят — говорили — о чем-то хорошем? Или просто вываливали на тебя все дерьмо?

— Просто вываливали все дерьмо. Наверное, мне надо было пойти в бармены.

— Ты ничего не потерял. Целься ниже, дружище. Продавай кукурузу с уличного лотка. У человека должна быть мечта, но не надо замахиваться на какие-то недосягаемые высоты. Пусть мечта будет скромной и реально осуществимой. — Рик повернулся к Карен. — Теперь твоя очередь.