Иштван Эркень - Реквием

— Куда? — спросил он.

— В мою комнату, — ответила я. — Там хранятся бумаги Пишты.

Кровать Нетти.

Кровать Нетти, сделанная из дерева разных пород, являла собой произведение искусства. Она относилась к эпохе Марии Терезии. Кари получил ее взамен адвокатского гонорара от несостоятельной должницы баронессы Хайлиг; он не только брал на себя защиту коммунистов, но и не пренебрегал дойными коровами. Кровать эту соорудил безвестный крестьянский мастер в качестве приданого баронессе, тогда только что появившейся на свет. Предположительно восемь лет он трудился над столярными работами и восемнадцать лет корпел над интарсиями. В результате получилась странная смесь монументализма и изящества: кровать напоминала пляшущего медведя. А у Нетти возникла дерзкая мысль соединить ее с ночным столиком в стиле рококо; над постелью она повесила ультрасовременный светильник, а у изголовья обосновался огромный, пузатый, обливной кувшин с георгинами на длинных стеблях. До того, как выйти замуж за Кари, Нетти приходила домой только переночевать. Выйдя замуж, она со страстью одержимого предалась обустройству квартиры; взять, к примеру, тот же кувшин; горлышко его, наподобие бус обвивала связка круглого красного перца.

Эту кровать сейчас разглядывал Пелле. Он смотрел на нее исподлобья, набычившись, словно готовился сокрушить ее.

— Кровать тоже собственность Кари, — примирительным тоном сказала Нетти. — Я всю эту мебель здесь терпеть не могу.

— А мебель красивая, — заметил Пелле. — Только будьте добры, отдайте мне Пиштин конверт.

— Вы хотите уйти?

— Да, хочу, — сказал Пелле.

— Не валяйте дурака, — сказала Нетти. — Ведь моя жизнь сложилась в точности так, как хотел Пишта.

— Я знаю, — сказал Пелле.

— И знаете, что Кари был влюблен в меня?

— Да.

— Кари был единственным человеком на свете, к которому Пишта меня не ревновал. Кари вызывал только улыбку.

— Пишта рассказывал об этом.

— А если я умру, говорил Пишта, выходи за него замуж.

— И это я тоже знаю, — сказал Пелле.

Он по-прежнему не сводил глаз с кровати.

Все светильники в комнате были затенены абажурами. При этом мерцающем, рассеянном свете некрасивость молодого человека скрадывалась. Красное пятно на щеке едва проступало, оно казалось случайной тенью на фоне бледного, худого, юношеского лица. И дело было не только в освещении. Пелле возник из ниоткуда подобно дальнему родственнику, к которому не приглядываются, красив он или уродлив. Его принимают таким, каков он есть. Но Пелле этого не знал. Внезапно он повернулся спиной к кровати и бросил взгляд на дверь, словно в поисках выхода, и повторил просительным тоном:

— Так отдайте мне, пожалуйста, этот конверт.

Нетти улыбнулась.

— Да полно тебе ревновать, дурачок, — сказала она.

И глубоко вдохнула. Закрыла глаза. Напряглась всем телом, как перед прыжком в холодную воду, затем быстро подступила к нему и поцеловала в губы.

— Раздевайся скорее, — шепнула она. — А я приготовлю тебе ванну.

На мне был костюм Пишты, его рубашка. На ногах — носки и ботинки Пишты. И я страстно желал эту женщину.

— Пожалуйста, отпустите меня, — просил я.

— Теперь ты поцелуй меня, — сказала она.

И не переставая ласково гладила меня по лицу с бесконечным, животным терпением, подобно тому, как корова вылизывает теленка. Как только я пытался ускользнуть, она вновь опрокидывала меня на постель и улыбалась. В ней пробудилась такая сила, что я не мог ее обороть.

— Пожалуйста, оставьте меня в покое, — взмолился я. — Все равно я не смогу это сделать.

— Почему не сможешь? — спросила она.

— Из-за Пишты.

— Неправда, — сказала она. — Ведь ты и есть Пишта.

— Нет, я не Пишта.

— Ну, отчасти, — сказала она.

— Это всего лишь его одежда, — возразил я.

— Не только одежда, — сказала она. — Его голос. Его слова. И суставами ты хрустишь, как он.

— Пишта не ревновал только к господину адвокату, — сказал я.

— К тебе он тоже не стал бы ревновать, — сказала она. — Поцелуй меня.

И снова сама поцеловала меня. Я попытался отстранить ее, но она лишь улыбнулась и продолжала ласкать и гладить меня.

— Отпустите, прошу вас, — сказал я. — Ведь я еще ни разу не был близок с женщиной.

— Не ври, — сказала она.

— Поверьте, я говорю правду, — сказал я.

— Но ведь за это тебя и осудили.

— Не за это.

— Ты сам сказал, когда Кари спрашивал по телефону.

— Дело было совсем не так.

— А как?

Я рассказал, что парни потешались надо мной из-за того, что я ни разу не был близок с женщиной, и напустили на меня ту стерву. Сперва она приставала ко мне, а потом принялась издеваться: «Ах ты, рыжий пес, — говорила она. — Ах ты, меченая рожа!» Тогда я набросился на нее, сорвал с нее одежду, но она отбилась от меня. Потому я и получил-то всего полтора года.

— Так почему же ты ни разу не был близок с женщиной? — спросила она.

— Потому что я боюсь женщин, — ответил я.

— На сей раз не врешь? — спросила она.

— Не вру.

— Меня ты тоже боишься? — спросила она.

— Да, — ответил я. — Боюсь.

— Потому что ты некрасивый? — спросила она.

— Да, потому что я некрасивый.

— Но это вовсе не так, — сказала она.

— Я знаю, что так…

— Ну, обожди, — сказала она и встала. — Пока не смотри сюда.

Но я не мог не смотреть. Я так страстно желал ее, что не в силах был смотреть куда бы то ни было, кроме как на нее. Я даже моргнуть боялся, потому что тогда какое-то мгновение не увижу ее.

В углу стояло трюмо. Она подошла к нему и расчесала волосы перед зеркалом. Затем положила расческу. Расстегнула халат. Чуть повела плечами, и ночная сорочка соскользнула с нее. Она переступила через одежду и высвободила ноги из шлепанцев. Когда она повернулась ко мне, на ней ничего не было, и шла она спокойной, раскованной походкой. Еще Пишта рассказывал, какими гармоничными были ее движения. Возможно, потому, что она занималась спортом. Возможно, потому, что очень любила танцевать и мгновенно схватывала нужный ритм. По мнению Пишты, секрет красоты ее походки заключался в том, что части ее тела каким-то образом всегда помнили друг о друге. Они подавали друг другу весть — телеграфировали, что ли. В одном-единственном шаге Нетти было заключено столько же естественной грации, сколько в движении птицы, вспорхнувшей с ветки, описавшей в воздухе круг и вновь опустившейся на место… Она встала у постели и посмотрела на меня сверху.

— Взгляни на меня, — сказала она. — Ты в точности такой же.

— Нет, — сказал я.

— Да, — сказала она. — Все мы одинаковые.

В квартире зазвонил телефон.

Звонок они услышали с лестницы. Нетти остановилась.

— Не подходи к телефону, — испуганно попросил Пелле.