Колин Джонсон - Новые рассказы Южных морей

Наконец подходит бармен, и я заказываю пиво. Он обслуживает меня как ни в чем не бывало. Спасибо старушке тюрьме — проехало. Я выпиваю для храбрости и иду обратно. Часы на башне показывают, что ждать еще полчаса.

Рядом с кафе книжный магазин. Книга придаст мне нахальства. Захожу внутрь и, пораженный, останавливаюсь среди полок и столов, заваленных книгами. Что выбрать? Что-нибудь подешевле. Может быть, из этих, в бумажных обложках, что для интеллектуалов? Беру одну с полки. «Преступление и наказание». Забавно, я читал ее в тюрьме. Славная история. «Война и мир», «Анна Каренина». Черт! Не думал встретиться с вами здесь.

Перехожу к полкам с надписью «Психология» и роюсь, как собака, в поисках сочных костей. То, что надо, но слишком дорого. Время идет. Драма. «В ожидании Годо». Открываю страницу наугад. «Мы ждем. Мы скучаем. Нет, не спорь, мы умираем от скуки, этого нельзя отрицать. Прекрасно. Нам подворачивается развлечение, и что же мы делаем? Мы даем ему сгинуть. Ну давай, двигайся, за работу! Миг, и все исчезнет, и мы снова окажемся одни среди ничего» [11] С. Беккет. В ожидании Годо. Перевод с французского М. Богословской. Здесь и далее цит. по журналу «Иностранная литература», 1966, № 10, с. 165–195. .

Вроде подходит.

Расплачиваюсь и иду в кафе. Вооруженный пивом и книжкой, я с большей уверенностью открываю дверь, заказываю у стойки кофе и сажусь за столик в углу. Просто, не правда ли? Никто не обращает на меня внимания. Не отрывая глаз от двери, я отхлебываю кофе, и каждый глоток уносит с собой минуту. Глоток, минута, глоток. Достаю сигарету. Затяжка, минута, затяжка. Девушки все нет, но я не впадаю в панику. Продолжаю играть в спокойствие. Не очень-то я люблю такую музыку. Послушаешь ее и становишься чертовски спокойным. Рок — рев и грохот — хватает тебя за нутро и опьяняет. Как сумасшествие, как жизнь.

Я издеваюсь над самим собой. Читай, парень, книгу. Вот так-то.

«— Давай уйдем.

— Мы не можем.

— Почему?

— Мы ждем Годо».

Крутится дверь-вертушка, и наконец-то появляется она — девушка из солнечного дня. На ней туго обтягивающие брюки, которые, когда она идет, морщатся на коленях, и длинный свободный свитер. Сейчас она кажется маленькой и хрупкой. А я вдруг ощущаю пустоту. Желание видеть ее удовлетворено, и мне хочется исчезнуть.

Сижу с безразличным видом и жду, когда она меня заметит. Уголком глаза я вижу, как она делает круг на месте. Наверное, она всех тут знает и, когда проходит мимо, то и дело говорит: «Привет». Как это не похоже на меня: я никого не могу окликнуть вот так просто, да и двигаться так же свободно, как она, я не сумею. Но вот «приветы» ее кончились, и она приближается к моему углу, ведя за собой на буксире четырех приятелей. С тем же дружелюбно-безразличным видом, как и раньше, она говорит:

— Привет. Я знала, что ты придешь.

— Почему бы нет?

Она поворачивается к остальным:

— Это тот парень, о котором я вам говорила. С пляжа.

Я глубоко затягиваюсь сигаретой. Нервы все-таки, но глаз от них не отвожу. Они выглядят чудаковатыми, но, может, я ошибаюсь. Наверное, они все здесь такие. Во всяком случае, я таких не встречал. Жестом предлагаю им сесть за столик, но держусь настороже. Они садятся, и тут я слышу имя девушки — ее зовут Джун. Пока заказывают кофе, она болтает со мной. Старается, чтоб я поскорее освоился, но от этого я вовсе стушевываюсь и чувствую себя прескверно. Что она им рассказала? Что я — цветной и бывший заключенный? Поэтому я им интересен? Тоже любопытство?

— Фрэнк и Билл занимаются этнографией, — словно прочитав мои мысли, говорит Джун. Я подумала, что ты мог бы подкинуть им свежих мыслей.

— Почему я?

— Да потому, что у тебя, кажется, есть идеи и ты не боишься их высказывать.

Фрэнк — худой, серьезный на вид парень с опрятной темной бородой. У Билла круглое нежное лицо и высокомерная улыбка. Они смотрят на меня, я — на них.

— Ну так что? — спрашиваю я. — Что вы хотите узнать?

— Например, нас интересует ваше мнение о Южном эксперименте? Как вы думаете, это хорошая идея? Сможет ли это стать ступенькой от лагеря ко всеобщей коммуне?

Я слушаю их нелепые вопросы и свои соответствующие их представлениям ответы… Да, я несколько раз был там. Должно получиться. Некоторые действительно хотят выбиться в люди. Пьянство, конечно, проблема…

Одна половина моего мозга обдумывает ответы, а другая издевается над лживыми словами…

Проблема, конечно. Например, найти нужных людей. Никому нельзя доверять. Полицейская сволочь тоже может заманить в ловушку. Нужно найти симпатичного белого парня, который покупал бы выпивку и перепродавал ее вам за двойную цену. А если нет, тогда самогон, этиловый спирт — все сойдет. Не так хороши на вкус, зато действуют быстрее и стоят дешевле.

Я вспоминаю, как был там в последний раз. Нашел пустую хижину с выбитыми окнами и устроился там с бутылкой дешевого сладкого вина. Пришли еще мужчины с бутылками, потом, как мухи, налетели женщины. Огромная аборигенка пристала ко мне:

— Дай мне выпить, желтокожий. Налей немного, и я тебя приласкаю… Ну… Господи, как хорошо. Еще один глоток… Ну…

Визгливый смех, звон разбиваемых бутылок, сердитый спор, пьяное совокупление… Теплые коричневые груди с тяжелыми сосками поднимались и падали в пьяном сне… Потрясенный, я выбрался из дома, меня вырвало, и я поплелся к крану с водой…

Этот Билл со своей все-в-порядке-на-земле улыбкой продолжает разглагольствовать.

— Вне всяких сомнений, — говорит он, — что стоит предоставить им обычные нормальные условия жизни, и они будут вести себя как обычные нормальные граждане.

— Да, — соглашаюсь я, как будто это на самом деле просто. Я даже не знаю, как ведут себя его «обычные нормальные граждане» и вообще есть ли такие на свете.

Худенькая, похожая на «синий чулок» девушка в больших очках и с короткими прямыми волосами подвигает ближе стул и серьезно слушает.

— А я всегда думала, — вступает она в разговор, — что не аборигены нуждаются в образовании. А мы, белые.

По тому, как она смотрит на меня, я понимаю, что она впервые видит аборигена так близко. Она предлагает мне эту жеваную-пережеваную банальность белых и ждет, что я в приятном изумлении ухвачусь за нее. Какая широта взглядов, какая проницательность, какая высокая, храбрая идея! Безуспешно пытаюсь придумать что-нибудь уничижительное, но говорю только:

— Вы шутите!

Она не усматривает насмешки. Наоборот, мои слова чрезвычайно вдохновляют ее.

— Совсем нет, — продолжает она. — Я совершенно в этом уверена. Мне кажется, мы ведем себя глупо и невежественно, когда тащим аборигенов в так называемое «цивилизованное» общество. Почему бы нам не оставить их в покое? У них такие замечательные верования и обычаи. Вряд ли мы можем предложить им что-то лучшее. Вы не согласны со мной?