Геннадий Баннов - За огнями маяков

Они примерно одного роста, Игорь чуть старше и посветлей и у него вьются волосы. С виду он бесшабашный, но если вглядеться, в глазах — искорка беспокойства: все-таки бой с чемпионом Сахалина… Одели перчатки. Володя Дорохин пощелкал секундомером. Авенир Калашников, в роли судьи, махнул рукой.

Бой начался в быстром темпе, который задал Игорь, разведка скоро переросла в схватку. Наносил он удары в корпус, в голову. Левой рукой.

Олег сохранял дистанцию, блокировал перчатками, смещал голову влево, вправо. И прищуривал глаза: подмечал начало ударов заезжего парня. Уловил какой-то момент, встречным ударом левой руки пересек очередную атаку Игоря. Темп боя сразу понизился. Олег начал бить. Игорь ускорил темп боя, снова овладел инициативой: наносил удары в корпус, в голову. Стал бить правой рукой, тем более, что Олег то и дело открывался. В одной его атаке Олег отступил на шаг и с правой руки, когда по инерции или сгоряча Игорь устремился вперед, встретил его ударом в подбородок…

Дорохин тут воскликнул: «Время!» Вена Калашников объявил: «Стоп!» Олег показал, что готов снять перчатки:

— Пожалуй и закончим на этом?

Игорь улыбнулся, показав кровь на губах. Не пожимая рук, они обнялись. Через две-три минуты, как ни в чем не бывало, продолжали работу на лапах, разучивали комбинации, шлифовали защиту. Завершили все заключительной гимнастикой.

И пошли к морю. Оно было шумное. Ветер задувал с материка, гнал волны на Сахалин. Они окатывали парням ноги, вызывали смех и радость. Поднялись повыше, куда не дотягиваются волны, оставили одежду.

Игорь Жаров прекрасно сложен, изящен, по воде скользит легко. Олег с Веной грудью ложатся на набегающие волны, тянутся, едва поспевая. Кипящий в волнах «Михаил» остается слева, проходят его. Вена что-то крикнул — из-за шума волн его не слышно. На всякий случай заворотили обратно. Мальчишки тоже повернули назад.

На берегу обтирались, мешая друг другу. Эдик посинел, покрылся весь пупырышками, но резво растирался полотенцем.

А вечером Олег пригласил охинца Игоря к себе ночевать. Гоша был на соревнованиях. Авенир вместе с земляком Геной Седовым заглянули на огонек. Ну, чем получилась не компания?

На плитке дожаривалась свинина, на столе консервированные огурцы, селедка, колбаса, крабы. В широкой вазе краснели корейские яблоки. Бутылки звенели, вино наливалось. У Игоря Жарова в руках стакан «Салхино».

— Тост я хочу предложить за нас, за живущих здесь, но прибывших из Москвы и Ленинграда.

— И из глубинной России, — поправил Вена Калашников.

— Да, да, — весело глядя на Олега, подтвердил Гена Седов. — Олег у нас с Урала. Из самой Уфы!

Коснувшись издавшего легкий звон Олегова стакана, Игорь весело произнес:

— Поправка принимается! Тем более, что по поводу Олега я собирался сказать отдельно. — Ну, вам тут что, вы тут… Вон вас сколько — пятеро! Шестой Юра Заваленов, перебравшийся на юг. Должно быть, икается ему…

— У нас еще Гоша в отъезде. И Боря Тарасов, и Борух Талалай, — Олег загибал пальцы.

— Ну, дак вон сколько! Я и говорю: вам чего не гулять?..

— Хорошо тому гулять, у кого родная мать, — перебил мастер Седов Гена. — А у меня, у мальчугана, неродная, мачеха.

Невесело он засмеялся, все на него поглядели. И Олег понял, что у него в самом деле мать неродная. Стаканы опять наполнились. Гене Седову предоставили слово.

— Ну, раз уж напросился… — Он поднялся. — Не сказал бы, что мачеха у меня плохая. Отец погиб, геройски или не геройски — не в этом дело. Но его не стало, а мать-то, она все-таки неродная. А тут война, будь она проклята! Был один паек… Так я призываю: выпить за то, чтобы с нами больше ничего такого не случилось, чтобы мальчишество, молодость и вся наша короткая жизнь были прекрасны!

Он осушил свой стакан, за ним последовали другие. Олег к нему придвинулся: — За тебя, Гена! — и выпил.

Бутылка «Салхино» подозрительно быстро осушалась.

— Жить-то, ребята, здесь можно. А что, может, здесь и окопаемся? — Вена вдруг захохотал над своим неожиданным предложением.

— Вот я и говорю: вы здесь почти все вместе, а я там, в Охе… К местным, знаете, еще надо привыкнуть. — Игорь помолчал минуту и встрепенулся: — Давайте-ка, братцы, я вас сфотографирую. — Из лежащего на кровати чехла красной кожи извлек он сверкающий аппарат.

— У-у!

— О-о!

— Как он называется? — сыпались вопросы и восклицания.

— «Киев», — скромно ответил Игорь Жаров.

— Ну, ты даешь! Где купил?

— У нас, в Охе.

— Ну, давай тогда фотографируй.

— Сидите как сидели, не двигайтесь! — приказал Игорь. И щелкнул, озарив компанию магниевой вспышкой. И передал аппарат Вене Калашникову. И тот тоже щелкнул.

Зашумели опять, загудели. Выпили за гостя — ленинградца Игоря Жарова, отъезжающего на областные соревнования юных боксеров. Поблагодарили за визит. Дали слово Вене Калашникову.

— Ну, что. Мы здесь собрались как на подбор — не лыком шитые: и работать нам интересно, и отдыхать не скучно. Ну! — Он поднял стакан. — А вообще-то, братцы, здесь можно жить. Так пусть нам здесь будет хорошо.

— Правильно! Верно! — поддержала компания.

Олег раскладывал на тарелки жареную картошку и шипящее на сковороде мясо. Компания оживилась. Авенир Палыч продолжил:

— Я предлагаю выпить за Олега, за хозяина этой комнатки, этого уголка. Особо — за его победы на областном ринге, за завоеванное им звание чемпиона Сахалина! Ну, и вообще — за толкового парня, — договорил простым человеческим слогом.

— Ура! — подхватила компания, и стаканы зазвенели.

Игорь встал, не усидел.

— Я его… тебя, Олег, здесь впервые увидел, но слышал о тебе только хорошее. Здесь, в вашем зале, на себе испытал это «хорошее», отведал твоих встречных плюх. Я поддержу Авенира: за твои, Олег, успехи в работе и спорте! За хорошего человека!

— За тебя, за тебя! — отметила компания.

Шумели, гудели, под бестолковщину обнимались, махали руками.

Олег начал песню:

подхватили парни, —

Перед поющими создавались пейзажи Сибири с буранами и грозами, с большими пространствами и расстояниями — картины, вошедшие в русского человека с рождения, неотделимые от души и сознания.

Пели и еще. Но эту нельзя было не петь.

Пели негромко: невдалеке было ребячье общежитие — это воздерживало от буйных чувств. Глаза Гены лихорадочно горели, Игорь Жаров смахнул слезу и высморкался. Говорили о Сахалине — сверхдальней окраине и форпосте русской земли. Говорили о ранних утренних учениях летчиков на сверхзвуковых самолетах — от их обвального грома, кажется, раскалывалось дальневосточное небо. В песнях звучала гордость за нашу страну, за нашу авиацию.