Геннадий Баннов - За огнями маяков

— Три года, как положено, приехала — еще семнадцати не было.

— Одна?

— Нет, втроем мы…

— А подружки?

— Одна вышла замуж, другая раньше уехала.

Не замечаемый девушкой, Гюмер обиженно отошел к ребятам. С его приходом у ребят скоро послышался смех. Что-то вдохновенно он говорил и показывал — овладел, наконец, вниманием.

— Пусть говорят они, пусть. — Кивал он в сторону Олега с девушкой. — Поговорят, а потом я отобью у него девушку. — Ребячий смех Гюмера не обескураживает, он на высоте, захвачен азартом. Вот он оправил и отряхнул на себе черный костюм, пятерней пригладил волосы. Пошел, слегка поигрывая клюшкой. Остановился возле молодых людей, постоял, о чем-то поговорил и — о, чудо! — Олег Иванович действительно оставил девушку и пошел к ребятам!

— Что здесь происходит? — Он подошел. — Какие у вас нелады, споры?

— Это он, представитель наш Гюмер Азизов наябедничал. Нарочно придумал, чтоб вы отошли от девушки. Пошутил якобы. — Пояснил Слава Маннаберг.

Олег вопросительно посмотрел на смутившегося Славу, посоображал, поприкидывал. И в сторону Гюмера, горячо что-то втолковывающего девушке, выдохнул:

— Ах ты хлюст! Ну, я сыграю с тобой шутку. Володя, спустись в твиндек, посмотри, все ли там в порядке, главное, цел ли Гюмеров портплед. Он там внизу, на третьей койке.

Дорохин юркнул вниз. Ждали его минут пять. Явился запыхавшийся, заикающейся скороговоркой доложил:

— В-все там в п-порядке, все н-на месте, Олег Иванович. Женщины т-там с-смотрят, п-пос-сторонних никого нет. И плед там л-лежит, п-прикрытый к-курткой.

— Вот и хорошо. И пусть лежит. А сейчас надо сообщить Гюмеру Азизову печальное известие: будто бы пропал его плед. Сперва спросить: не убирал ли он куда его сам? Обмануть, одним словом. Но так, чтобы поверил. Кто из вас сможет? — Оглядел он группу прыскающих в руку ребят.

Юра Атаманов вперед выдвинулся:

— Я смогу, Олег Иванович, это по моей части. Не подведу, — серьезно он заверил. — Дайте только маненько собраться. А вы, — обернулся к смеющейся братии, — не смейтесь у меня! Чтобы не было никакого смеху! Терпите.

— И сочувственно глядите на Гюмера, качайте головами, — оборотился и Олег к ребятам. — Пока сам не увидит, что его плед на месте лежит.

Юра сделал строгую мину. Пошел. Постоял рядом с Номером и девушкой, дослушал очередную Гюмерову историю и с грустным видом перебил:

— Гюмер Гайсинович, вы свой портплед никуда не убирали?

— Н-не-ет. — Гюмер явно встревожился.

— Может, отдавали кому?

— А что? Его нету на месте? На койке нету?! — Гюмер переменился в лице.

— Нету, — печально доложил Юрий Атаманов. — Женщины говорят, какой-то парень заходил и вышел, — может, он взял? Расспросить, какой был парень? Мы его найдем, расколем.

Забыв про клюшку, Гюмер быстро, чуть не бегом, минуя сочувственно смотрящих на него парней, пробежал к твиндеку, стал торопливо спускаться.

— Я провожу его, — вспохватился Юра Атаманов. — Удивлюсь, что плед на месте. А то неудобно, скажет обманул. — И скрылся вслед за Гюмером.

Подмигнув парням, Олег пошел к девушке.

— Всякое в дороге случается, — смеясь, адресовался он Ене Шипановой.

— У него в самом деле что-то пропало? — широко она распахнула свои выразительные глаза.

— Да нет, — Олег усмехнулся. — Ребята пошутили.

— Пошутили?! — Она удивилась, восхищенно уставилась на Олега. «Так вот вы какой!» — говорили ее голубые глаза.

— Да ведь мы с вами что-то не договорили, — он будто возвратился к прерванному разговору.

— Так вы заодно с ребятами? А вы… кто вы?

— Тренер. Гюмер разве вам не сказал?

— Ничего о вас не сказал, хоть я и спрашивала.

Сумасшедший смех разразился на палубе. Юра Атаманов это, вместе с Гюмером Азизовым показались в проеме твиндека. Казалось, Юра смущался от допущенной им оплошности, а Гюмер, наоборот, был доволен — нашел же он свою утерянную вещь! И радовался. Не осознал пока, что и над ним тоже подшутили. Увидел он и услышал хохочущих ребят и, не найдя Олега, перевел взгляд на девушку, рядом с которой, опершись на барьер, мило беседовал этот самый Олег… И все понял! Юре Атаманову сдёлал он сердитое лицо и пригрозил кулаком. А ребята, вопреки запретам, громко хохотали.

Со стороны девушки этой, Шипановой Ени и Олега доносится негромкий говор, журчащий смех. Ребята понимают, что означает этот смех, они все понимают!

— Нет-нет, никто меня, кроме мамочки и папочки, не провожал!

— С трудом верится. А мы, вместе с другом прожили год, нам осталось…

Парни прислушались — нет, не слышно, сколько еще осталось… Два-три года, не больше. А потом они уедут. Да, и ничего не поделаешь.

Запела песню. Не о море, не о дороге. Что-то дальнее, пережитое.

Умолкла. Задумалась.

— Позовите вашего спутника, а то еще обидится, — говорит низким голосом.

Олег велел окликнуть Гюмера. «Сюда! Давай сюда!» — помахал ему. Слегка опираясь на палочку, тот подошел. Прыти убавилось: скромно посматривал на море.

— Ветер не разошелся бы. Штормит. — Обращался одновременно к Олегу и к Ене Шипановой.

Олег тоже глядит на море, оно то вспухает, то опадает. Вспыхивают и бегут за кораблем светлые барашки. Как говорят моряки, это признак: ветер в три балла. Да он еще усиливается.

— Сходите, накиньте на себя курточки, а то вас продует. — Обращается к обоим молодым людям.

На Гюмере толстый свитер и пиджак, он похлопал себя по бокам. Олег в своем спортивного покроя костюме, под которым легкая тенниска, поежился.

— Ладно, схожу оденусь. Узнаю, не убавился ли народ в буфете. Заодно проверю, цел ли твой портплед. Идемте с нами, Еня.

— Нет, я недавно пообедала.

Пока усаживались, ели флотский борщ и гуляш и запивали компотом, пока смотрели в окно, дожидаясь медленно жующих своих товарищей, на море, как и на палубе, разгулялся ветер. Дул он с Татарского пролива, дым из пароходной трубы несло вперед, как бы указывая пароходу дорогу.

Будто массивные качели, медленно раскачивается корабль. Поднимает тебя на высоту и ухает вниз, вытягивая из тебя внутренности. На одном таком затяжном провале Олег тревожно открыл глаза, но кромешная тьма заставила их закрыть. Качели баюкают — вверх-вниз, вверх-вниз — сон сладостный, безмятежный: перевернулся на другой бок. Но что-то снова обеспокоило. Какие-то звуки. Открыл глаза.

— Слышишь? — скрипит в темноте голос Гюмера Азизова. — Шторм, говорю, усилился.

— А ты чего не спишь? — Олег спросил отсыревшим спросонья голосом.

— Дак чево. С вечера не отметился. Не выпил, говорю, — вот и не сплю. Буря ведь, а мы… Мы же в океане.

— Капитан-то на месте.

— Ну и что ж, долго ли? Тошнит, — через какое-то время Гюмер пожаловался.