Александр Проханов - Господин Гексоген

– За мужество и отвагу, проявленные в боевых условиях, орденом «Заслуги перед Отечеством II степени» награждается капитан бригады морской пехоты…

Морпех в черной парадной форме прошествовал на пустое озаренное место, где его поджидал Премьер с крохотным сафьяновым ларчиком.

Бригада штурмовала дом в центре Грозного. Танки прямой наводкой били в подвалы, подавляя пулеметные гнезда. Пехота прорывалась в подъезды, швыряя гранаты. На лестницах шла рукопашная. Люди визжали и рыкали, вонзали друг в друга клинки, рвали руками рты, били в лицо лопатками. Дом был взят, и он докладывал в штаб о потерях, глядя, как сносят с этажей убитых и раненых, и лицо замкомбрига, на котором разорвалась граната, казалось красным прожектором. Через месяц, вернувшись на флот, он видел по телевизору, как во двор знакомого дома возвращается чеченский отряд. Вывешивают зеленое знамя, варят пищу в котлах, стреляют в воздух, славя своего командира. А тот, со смоляной бородой, белозубо смеется, воздевает кулак, возглашает: «Аллах акбар!» Капитан с товарищами пили водку, не вытирали злых ядовитых слез.

Церемония завершалась фуршетом, который проходил в соседних покоях. Премьер в сопровождении свиты направился туда, задержавшись у телекамер, благодушно и мило шутил с журналистами, демонстрируя простоту и доступность, умение ладить с прессой.

– Журналистский хлеб – самый черный!.. Как и хлеб Премьер-министра, не так ли?.. Мы всегда друг друга понимали и будем впредь понимать! – Он занял позу перед телекамерами, над которыми враз загорелись белые лампы.

Первый вопрос, который был задан вальяжным, жующим жвачку журналистом, касался предстоящих перемен в правительстве:

– Правда ли, что готовится чистка последних министров прежнего кабинета?

– Кабинет не грязный ботинок, чтобы его чистить, – грубовато пошутил Премьер. – А я, как вы видите, не похож на чистильщика сапог, хотя уважаю и эту профессию. Как работали, так и будем работать. – По расплывшейся улыбке журналиста он понял, что понравился, и его грубоватые, военные шутки сегодня же вечером выйдут в эфир.

Второй вопрос, касающийся возможного перенесения столицы в Санкт-Петербург, задал чернявый, тощий репортер, работающий в Кремле со времен советских вождей.

– Не кажется ли вам, что Россия устала от сытой и равнодушной Москвы и не желает в ней видеть столицу? Ваша родина, Санкт-Петербург, вполне могла бы вернуть себе статус главного города.

– Мы, петербуржцы, никогда не считали свой город вторым. Но Москва остается столицей. Я ратую за построение сверхскоростной магистрали, и тогда мы сможем проводить заседания кабинета то на брегах Невы, то у Москвы-реки.

Третьим был молоденький, румяный журналист, робеющий в кремлевской обстановке, стремящийся казаться независимым, выделиться незаурядным острым вопросом.

– Как вы, господин Премьер, относитесь к возможности выноса тела Ленина из Мавзолея? Дискуссия на этот счет становится все более острой!..

На долю секунды лицо Премьера окаменело, ибо он почувствовал опасность вопроса. Как либерал он был за вынос тела. Однако его ответ не должен был задеть интересы «красного» думского большинства, с которым не стоило ссориться перед рассмотрением годового бюджета.

– Вы помните, что случилось, когда в Самарканде разрушили могилу Тимура и вынесли на свет его кости? Этим самым выпустили дух войны, и она пошла гулять по миру. Вы хотите, чтобы растревоженный призрак коммунизма вернулся на землю? Не лучше ли оставить его в Мавзолее, под стеклянным колпаком?

Юноша стал пунцовым от удовольствия. Премьер залюбовался его свежестью и нежностью. Подумал, хорошо бы его приблизить и взять с собой в какую-нибудь заграничную поездку.

Четвертый вопрос, в завершение отведенной для пресс-конференции пятиминутки, задал невзрачный, лысеющий, похожий на бухгалтера, репортер в поношенном журналистском жилет.

– Господин Премьер-министр, небольшой горный район Дагестана, контролируемый ваххабитами, заявил о своем отделении от России. Не является ли это новым признаком начавшегося распада страны? Что намерена делать власть? Послать туда войска для усмирения сепаратистов? Или просто не заметить этих горцев, повторяя наш опыт в Чечне, когда мы предпочитаем не говорить о статусе территории?

Премьер сделал строгое, почти сердитое лицо.

– Говорить о посылке войск – значит идти на прямую конфронтацию. Проблему Кавказа нельзя решить с помощью войск, – наставительно заявил Премьер, желая отчитать не смыслящего в национальной политике журналиста. – Ваххабизм не является тем, с чем следует бороться с помощью танков и штурмовой авиации. Ваххабизм – это вполне безобидное утопическое учение о всеобщем равенстве, рожденное в современном исламе. Исламская идея несет в себе устарелые средневековые черты и, по мнению ваххабитов, нуждается в модернизации. – Премьер почти дословно повторил выдержку из референтной записки, составленной для него Белосельцевым.

– Два крохотных дагестанских села, наивно заявивших о своей независимости, – это курьез, шутка, на которую мы будем реагировать улыбкой. Очень скоро эти горцы образумятся, и мы на общем празднике выпьем с ними за великую неделимую Россию!..

Премьер ласково кивнул журналистам, давая понять, что встреча окончена. Бодро, стараясь придать себе офицерскую выправку, направился туда, где уже наливали в бокалы шампанское. Белосельцев заметил, как похожий на бухгалтера телевизионщик выключил камеру, извлек кассету, бережно уложил ее в карман своего поношенного жилета.

Фуршет проходил в золоченой гостиной, с вензелями, гербами. Зеркальные стены многократно отражали стол. Эти подхватывающие друг друга, сверкающие отражения уносили вдаль тарелки, хрусталь, генеральские погоны, офицерские усы и награды, и казалось, фуршет распространяется бесконечно, от кремлевских стен до Урала, и дальше до Тихого океана.

Премьер, сжимая бокал шампанского, поднял по-офицерски локоть. Озирая стол острым и, как ему казалось, суворовским взглядом, произнес тост.

– Армия – лучшее, что есть у России. Вы – лучшие представители армии. Так выпьем же за героев, которым нет равных. Я, в свою очередь, даю вам слово русского офицера, что сделаю для армии все, что позволяет мое положение! Ваше здоровье!

– И он лихо, запрокидывая голову, выпил до дна шампанское, делая удалой взмах опустошенным бокалом, как если бы собирался его разбить. В последний момент передумал, аккуратно поставил на скатерть.

К Премьеру приблизился епископ в мантии, в клобуке, с фарфоровой, золоченой панагией на золотой цепи. Как и все остальные, он держал бокал с шампанским, нес его к Премьеру, как лампаду, перед своей чесаной, пахнущей духами бородой.