Амос Оз - Картинки деревенской жизни

Она все явственнее представляла себе Гидона, который крепко спит, завернувшись в свою коричневую куртку, на заднем сиденье автобуса, стоящего закрытым перед домом Миркина.

От легкого холодного ветерка пробрала ее дрожь, когда она проходила через площадь перед синагогой. Легкий дождь прекратился. Пластиковый мешочек, подхваченный ветром, кувыркался вдоль пустынной улицы и пролетел у ее плеча, словно бледное привидение. Гили еще ускорила шаг и свернула с Ивовой улицы на улицу, ведущую к кладбищу. Там, в самом конце, жил водитель Миркин — напротив дома учительницы Рахель Франко и ее престарелого отца Песаха Кедема…

Однажды, когда Гидону было лет двенадцать, он неожиданно появился в доме своей тети в поселке Тель-Илан; оказалось, он поссорился с матерью и решил исчезнуть из дома. Мальчик провалил экзамен, и мать заперла сына в его комнате, а он взял денег из ее кошелька и, убежав через балкон, уехал в Тель-Илан. Привез он с собой небольшую сумку, в ней белье, носки, пара сменных рубашек. И попросил приюта у Гили. Она обняла Гидона, приготовила ему обед, сунула потертого кенгуру, которого он любил обнимать в раннем детстве, а затем позвонила сестре, хоть отношения между ними были прохладными и довольно натянутыми. Мать Гидона явилась на следующее утро и забрала его, не сказав сестре ни единого слова. А Гидон не протестовал, и, когда возмущенная мать, крепко сжимая руку сына в своей ладони, уводила его из дома Гили, он был печален и молчалив.

В другой раз, примерно года три назад, когда Гидону было почти шестнадцать, он приехал к ней в гости, чтобы в тишине и покое подготовиться к выпускному экзамену по биологии. Гили должна была ему в этом помочь. Но вместо этого они, как два заговорщика, играли в шашки. Одну партию за другой. Сначала в шашки, потом в поддавки. И в большинстве случаев она выигрывала, упрямо не позволяя Гидону одержать над ней победу. После каждого проигрыша он предлагал ей своим сонным голосом еще одну, только одну партию. Целый день они играли в шашки, а потом допоздна вдвоем смотрели фильмы по телевизору. Они сидели рядышком на кушетке, и колени их были прикрыты одним шерстяным одеялом. Утром Гили Штайнер отправилась на работу в поликлинику, оставив ему на столе нарезанный хлеб, овощи, сыры и два крутых яйца. А вернувшись домой под вечер, застала его спящим в одежде на кушетке в гостиной. Кухню он прибрал, свою постель аккуратно застелил. Поужинав, они опять вместо подготовки к экзамену играли в шашки, партию за партией, и очень мало разговаривали. Потом почти до полуночи смотрели телевизор. Обогреватель был включен, но они, прижавшись плечом к плечу, все равно укрылись тем же голубым шерстяным одеялом. И на сей раз оба смеялись, потому что по телевизору показывали остроумную английскую комедию. На следующее утро Гидон вернулся домой, а через два дня сдал экзамен по биологии с неплохой оценкой, хоть и не готовился к нему. Гили позвонила сестре и солгала, что Гидон готовился к экзамену с ее помощью, что он образец организованности и прилежания. Гидон послал Гили по почте книгу стихов Иехуды Амихая и на первой странице написал: «Тете за помощь в подготовке к экзамену по биологии». Она ответила ему открыткой, на которой был изображен поселок Тель-Илан — общий вид, открывающийся с водонапорной башни. И написала: «Спасибо за книгу». А еще добавила: «Если вдруг, так случится, захочешь приехать снова, заниматься со мной, готовиться к другому экзамену, твоя комната ждет тебя. Не стесняйся, приезжай».

Водитель Миркин, широкозадый вдовец лет шестидесяти, уже переоделся в домашнюю одежду — просторные спортивные брюки и майку с напечатанной на ней рекламой какой-то торговой фирмы. Он сильно удивился, когда доктор Штайнер вдруг постучалась в его дверь и попросила его выйти, чтобы вместе проверить, не остался ли у него на заднем сиденье автобуса уснувший пассажир. Миркин — человек крупный, толстый, болтливый и доброжелательный. Передние зубы у него большие, неровные, широкая улыбка открывает их и язык, слегка высовывающийся над нижней губой. Он предположил, что племянник доктора Штайнер по ошибке сошел на одной из предыдущих остановок и теперь добирается до Тель-Илана на попутных машинах, так что лучше бы, по его мнению, доктору Штайнер дома дожидаться племянника. И все же он согласился взять фонарь и пойти проверить вместе с ней, не заперт ли в автобусе, стоящем перед его домом, оставшийся незамеченным пассажир.

— Вряд ли он там, доктор Штайнер. Но, чтобы вы успокоились, давайте поднимемся и проверим. Отчего же не проверить…

— А вы, случайно, не припоминаете молодого парня, высокого, худого, в очках, рассеянного, но очень вежливого?

— Садилось ко мне несколько парней. Вроде был там один клоун с рюкзаком и гитарой…

— И ни один из них не доехал до Тель-Илана? Все сошли по дороге?

— Сожалею, доктор. Не помню. Может, у вас, случайно, есть какое-нибудь чудодейственное лекарство, укрепляющее память? В последнее время я все забываю. Ключи, имена, даты, кошелек, водительские права. Еще немного — и я забуду собственное имя…

Он открыл автобус, нажав скрытую под передней ступенькой кнопку, и тяжело, неуклюже поднялся в него. Одно за другим освещал он своим фонарем сиденья, вызывая нервное дрожание теней. Гили Штайнер поднялась следом за ним и едва не наткнулась на его широкую спину, двигающуюся по проходу. Когда фонарь осветил последнее сиденье, с губ Миркина сорвался глухой возглас удивления. Он нагнулся, поднял какой-то мягкий запачканный сверток, развернул его — в нем была зимняя куртка. Она показалась Гили знакомой.

— Это, случайно, не куртка вашего гостя?

— Не уверена… Может быть… Возможно…

Водитель направил на мгновение сноп света на куртку, затем осветил лицо доктора, ее короткие седые волосы, квадратные очки, тонкие губы, придающие ей суровый вид. И сказал, что парень, видимо, действительно был в автобусе, сошел по ошибке на одной из предыдущих остановок и забыл здесь свою куртку.

Гили ощупала находку обеими руками, втянула воздух, словно обнюхивая ее, и попросила Миркина снова посветить на куртку.

— Мне кажется, что это его. Я так думаю. Но не уверена.

— Возьмите ее, — великодушно предложил водитель, — возьмите ее, пусть будет у вас. Если вдруг завтра явится другой пассажир и станет искать эту куртку, то ведь я знаю адрес. Позвольте мне отвезти вас домой, доктор Штайнер. Сейчас снова пойдет дождь.

Гили поблагодарила его, сказав, что в этом нет необходимости, она пойдет пешком, и без того побеспокоила его в часы отдыха. Она вышла из автобуса, водитель спустился следом, его фонарь высвечивал перед ней каждую ступеньку, чтобы она не оступилась и не споткнулась. Выходя, она набросила куртку себе на плечи, а набросив, преисполнилась уверенности, что куртка действительно принадлежит Гидону: запомнилась ей еще с прошлой зимы. Коричневая, короткая, мохнатая куртка. Ей было приятно закутаться в нее, на миг Гили показалось, что куртка хранит нежный его запах, не теперешний, а запах его далекого детства — тонкий аромат миндального мыла и каши. Куртка была Гили великовата, но прикосновение ее оказалось мягким и приятным.