Павел Санаев - Хроники Раздолбая

— Он летом уехал в Гамбург. Учиться банковскому делу, — козырнул Раздолбай чужим достижением, чтобы хоть как-то принизить недосягаемое превосходство Мартина.

— Ох, Валера, Валера, — с сожалением вздохнул Мартин, — маленький бедный Растиньяк.

— Кто?

— Бальзаковский персонаж — человек, мечтавший любой ценой выбиться в люди. У Валеры комплекс достижения успеха, и это главная причина, по которой наша дружба дико просралась.

— Почему он «маленький бедный»?

— Потому что, мечтая об успехе, он уехал отсюда в то время, когда нигде в мире нет лучших шансов, и поехал туда, где их меньше всего. Ну, флаг ему в руки. Пусть кует свое скромное бюргерское счастье.

Раздолбай бросил взгляд в окно на темный проспект. Они как раз проезжали район, где жили родители. Бледные магазинные вывески тускло освещали асфальт, усеянный обрывками газет и сигаретными пачками. Ссутулившиеся Лещи и Карпы озабоченно спешили по домам. Возле коммерческих ларьков топтались с пивом подрастающие Барракуды в кожанках.

— Ты серьезно думаешь, что здесь больше шансов, чем в Гамбурге?

— Я не думаю, я это знаю.

Мартин остановился на светофоре. К машине подбежала чумазая девочка лет семи, похожая на одетую в плащ крысу, и мокрой тряпкой стала развозить грязь по лобовому стеклу.

Мартин посигналил и сделал прогоняющий жест.

— Дядь, дай на мороженое, — хрипло буркнула девочка, стукнув костяшками в стекло водительской двери.

— Денег нет, — незатейливо ответил Мартин.

— А сигарету.

— Тоже нет.

— Блядь… — по-мужски выругалась девочка и пошла к другой машине.

— Я дал бы ей денег, если бы мне действительно требовалось протереть стекло, но так как у меня работает стеклоомыватель, в который с морозов залито пять бутылок номенклатурной водки «Привет», я этого делать не собираюсь, — прокомментировал Мартин. — Вообще, когда я вижу перед капотом таких детей, у меня возникает дикое желание нажать на газ и избавить их от страданий. Тупые выродки, которые ничего не знают в своей жизни, кроме бухла, трахают друг друга, и получается такой одушевленный кусок мяса. Я уважал бы любого человека, пробившегося из грязи наверх, но этим никогда не пробиться в силу генетической ущербности. Они обречены попрошайничать, на выклянченные деньги жрать водку и плодить в грязных норах себе подобную мразь. Было бы гуманно стерилизовать их всех, чтобы не размножались, потому что родить ребенка для таких тварей — все равно что облегчиться от запора.

Пока Мартин высказывал это все с видом философа, Раздолбай мысленно отшатывался и думал, что если бы в нем до сих пор звучал «внутренний голос», то он скорее всего потребовал бы выйти из машины и уехать домой.

«Хорошо, что прошел этот психоз, — умиротворял он себя. — Каждый имеет право на свою точку зрения, и портить вечер из-за того, что кто-то высказывается слишком резко, — это ребячество».

Они промчались по Тверской, выехали переулками на Садовое и снова остановились на светофоре в ожидании стрелки. На тротуаре устало переступали копытами две лошади с малолетними наездницами на спинах.

— Дайте лошадкам на корм, — поочередно просили девочки у редких прохожих.

— Судя по тому, сколько эти лошадки насрали, на корм им дают изрядно, — сказал Раздолбай, кивнув на разбросанные по дороге комья, и порадовался, что первый раз за вечер как-то сострил. Мартин вежливо посмеялся.

Стрелка зажглась, и они тронулись вперед, но тут из-за поворота показалась черная корма огромного джипа, который толкали, упершись в капот, четверо Барракуд. Машину по встречной полосе вытолкали на Садовое и стали разворачивать по ходу движения.

— Подайте лошадкам на корм, — обратилась к Барракудам одна из наездниц.

— Давай, твои лошадки до заправки дотащат нас! Я им на мешок овса забашляю! — крикнул кто-то из хищников, развеселив остальных.

Раздолбай представил, как большой черный джип, похожий на карету волшебника, мчится по улице, запряженный тройкой коней, и Барракуда в кожанке, высунувшись из люка, нахлестывает кнутом мокрые от пота лошадиные крупы.

Вспыхнувший образ показался таким ярким, что захотелось при случае нарисовать его.

— Девки зря отказались. У пацанов принято отвечать за базар, могли бы реально заработать на мешок, а не клянчить, — сказал Мартин, поворачивая под стрелку.

Вид улицы за поворотом заставил Раздолбая с изумлением податься вперед. Обе стороны дороги были плотно заставлены иномарками, в лакированных кузовах которых празднично отражались уличные фонари, и можно было подумать, что эту улицу целиком перенесли в Москву из какой-нибудь мировой столицы. Раздолбай никогда не видел столько сверкающих, красивых машин, собранных в одном месте, и даже не предполагал, что их так много в городе. Он привык считать, что после падения плотины жить стало хуже, и вдруг воочию убедился, что яркая жизнь все-таки началась, и вот она перед ним!

Мартин припарковал свой «Форд» в самом конце улицы, и пока они возвращались к воротам сада, Раздолбай присматривался к выходившим из машин людям. Все они были, разумеется, Барракудами, но излучали необычное для себя миролюбие, а не угрозу, и он вдруг поймал себя на мысли, что ему приятно находиться рядом с ними. Исходившая от Барракуд энергия как будто пропитывала его лещовый организм, и от этого он сам чувствовал себя немножечко Барракудой.

«Может быть, если чаще бывать среди них, то получится разгадать их тайну?» — подумал Раздолбай, радуясь предпраздничному настроению, которое подогревалось тем, что многие Барракуды были со спутницами.

Количество симпатичных девушек поражало его сильнее, чем обилие сверкающих машин. Он столько раз тщетно бродил по улицам, высматривая красавиц, хотя бы отдаленно сопоставимых с Дианой, и вдруг увидел их вокруг себя в таком числе, словно их собрали по всему городу и свезли сюда так же, как иномарки. До Дианы они все-таки недотягивали, зато все были нарядно одеты, волнующе цокали высокими шпильками и неуловимо напоминали героинь памятного фильма про Даллас.

— Чувствую себя в ночных грезах! — восторженно сказал Раздолбай Мартину.

Вечерний сад, залитый светом тысяч золотистых лампочек, сиявших в листве деревьев, смотрелся декорацией к сказке. По дорожкам бродили все те же Барракуды с нарядными спутницами, между которыми сновали официанты в белоснежных рубашках, предлагавшие с подносов тонконогие бокалы с шампанским. Один из таких официантов с поклоном подошел к Раздолбаю и Мартину.

— «Абрау-Дюрсо», господа.

Раздолбаю было неловко видеть, как ему кланяется человек вдвое старше его, но взять с подноса бесплатный бокал шампанского и пойти, прихлебывая, по дорожке, освещенной золотистым светом гирлянд, было так приятно, что на минуту он почувствовал себя «господином».