Римма Глебова - Хроники Любви

Рыбкой он называет всякую понравившуюся ему девушку. Или еще «цветочком». А нравятся ему все. Правда, по очереди. Но они почему-то не ссорятся из-за его переменного внимания, обожают все как одна, начиная от секретарши Бусечки и кончая главной бухгалтершей, интеллигентно стареющей, но еще не старой Эвелиной. Весь коллектив был — раньше, до нового сотрудника — чисто женский, и вдруг сюда попал этот… Да что в нем такого, чтобы обожать? Смазливое лицо, кудри, старательно уложенные (с сеточкой на голове наверно, спит), большой рот, улыбающийся без повода и показывающий всем ровные зубы. Кажется, не всегда они были столь ровными, имплантанты небось поставил. Он же себя любит, холит, это же написано на нем. Себя любит, не их. А они, глупые, бегают за ним, чтобы улыбнулся и рыбкой назвал. За полгода он всех незамужних совратил — всех троих! — ну, не буквально, хотя вообще-то доподлинно не известно, и даже, по слухам, влюбил в себя одну замужнюю и детную — статистика Беллу.

Слухи приносит секретарша Бусечка, но она порой приврет и приукрасит, но зерно правды в ее донесениях откопать можно, если хочется. У самой Бусечки есть жених, но данный факт не мешает ей обожать Савву, Савика — так они все его называют. Но как смеет он ухаживать еще и за ней, Флорой, своей начальницей! Уже неделю как начал приударять, тщится, тщится, да не в шутку, какие тут шутки, комплимент вчера утром отвалил, а в конце дня подошел и так близко наклонился к ее плечу над бумагами, что она почувствовала душно-сладкий запах парфюма, и тихо говорил еще что-то, Флора и не разобрала — что, какие слова — всё по тону ясно было, по выражению на лице и улыбочке, когда она с негодованием глянула ему в лицо, и как глянула! — он даже отшатнулся. Не ожидал, видно, такого оборота. А чего он ожидал? Ответного благодарного хихиканья, а потом ответной любви? Как будто он что-нибудь понимает в любви. Люди ведь не меняются. Одни и те же стремления к удовольствиям, один и тот же парфюм… Ну подожди, я тебе устрою веселую жизнь…

«Девочки, кого я вчера видела… и где, не поверите. Иду я по улице, мимо молочного кафе, потом мимо ювелирного, ну знаете, где на витрине большие часы с блестящим маятником… И вдруг из каких-то дверей выскакивает наш Савва, и озирается так, будто боится, что его заметят… Ха-ха, нет, не ограбил он ювелирный, он вышел из другой двери… Какой-какой, сейчас всё узнаете. Я специально посмотрела на вывеску возле той двери, думаю, чего это он боится… Там было написано: «Венерологический диспансер»! Наш Савва там лечится! Я думаю, что не от насморка… Нет, он меня не заметил, я уверена в этом».

Да, растерянный мужчина похож на побитую собаку. Которая не понимает, за что ее побили. Вроде ничего такого не сделала, никого не покусала, и не нагадила в неположенном месте. А никто не любит, никто не дружит, мало того — все шарахаются, стоит приблизиться. А ты что хотел? По заслугами и воздается. И еще воздастся.

* * *

Флора была счастлива. Она бросилась на кровать прямо поверх шелкового зеленого покрывала и каталась, хохотала, даже взвизгивала от восторга. Неужели это было? Неужели и вправду она дала ему пощечину? Он пригласил в ресторан (посмел!!), а она его, на виду у всех, по лицу! По морде, по морде! Эх, жаль, что только один раз. Надо было два, три, пять раз, отхлестать бы… На колено руку положил, сволочь. Решил, что раз пошла в ресторан, то и всё. Ага, она нарядилась по высшему классу, как на подиум, и даже не опоздала, и вина с удовольствием выпила. И всё ждала, вот-вот он начнет знаки внимания оказывать, понятно, какие… он и начал. Да много не успел. Ах, как жалко его, ах, как жалко, пощечина такой громкой была, что все уставились на него, на его багровую сладкую физиономию. А она торжественно, как и вправду по подиуму, прошла к выходу. Превосходно, замечательно.

Но разве это месть — пощечина? Слабая тень мести. И мгновенно разнесшийся слух о дурной болезни — тоже только тень, маленькое пятно. Он отмоется. И про пощечину забудет. Как забыл ее, Флору, «цветочек», который, сразу, не раздумывая, сорвал и растоптал. И мгновенно позабыл. Очередной «цветочек», очередная «рыбка». Она бы тоже забыла, если бы смогла.

Флора плакала, вытирая лицо шелковым покрывалом, слезы в него не впитывались, только расползались мокрыми пятнами. Если бы он только знал, если бы знал… но разве это что-нибудь бы изменило… Не войдешь снова в ту комнату, и не оттолкнешь его, как не оттолкнула тогда, опьяненная шампанским и влекомая настойчиво сильной и ласковой рукой на широкую чужую кровать, и слышала, как издалека, гул продолжающейся вечеринки за стеной, и смех подружки-именинницы, которая потом сказала, что даже в стенку им стучала, чтобы Флора вышла оттуда…

А она не вышла. Она проснулась только утром, когда солнечные лучи упали через не задернутое шторой окно прямо в глаза. Флора лежала на кровати одна, за стеной было тихо, как — будто и там никого не было. Как же так получилось, ведь она этого парня в первый раз увидела вчера. Что он о ней подумает, ужас какой…

Флора осознавала, что с ней случилась большая неприятность, если не сказать хуже, но момент, как она оказалась на этой постели, помнился очень смутно. Зато лицо этого парня, что привел ее сюда, Флора помнила хорошо, потому что весь вечер он был рядом с ней. Такой красивый, внимательный. Он называл ее цветочком, руки целовал. Когда склонялся близко, она чувствовала упоительный аромат от его одежды, кудрявых густых волос. Они разговаривали, смеялись, танцевали, и пили шампанское. Что теперь ему сказать, что он скажет.

Флора оделась и открыла дверь в гостиную. Все спали, кто где: подружка на диване, валетом с другой гостьей, кто-то скукожился в кресле, крепко спящая и крепко обнявшаяся парочка на ковре, один парень под столом — кто куда смог пристроиться. Только его нигде не было, Флора и в кухню заглянула, и на балкон вышла… посмотрела вниз, с восьмого этажа на утреннюю малолюдную улицу. От высоты, свежего воздуха, от тяжелого чувства стыда у нее закружилась голова. Флора тихо пробралась обратно через гостиную, с трудом отперла замок на входной двери и вышла на улицу… всё как обычно, в мире ничего не дрогнуло, солнце светит, люди ходят…

Подружка после, уже по телефону, сказала ей, что Савушка вертопрах, каких мало. Поэтому она и стучала в стенку, чтобы Флора опомнилась. «Знаешь, у него даже прозвище — Казанова! Савушка часто повторяет, вроде в шутку, что стоит погасить свет, чтобы убедиться, что все женщины одинаковы. Уверяет, что это не он так сказал, а сам Казанова! Ну, не мерзавец, а!».

Наверно, надо было его потом найти. Хотя бы сказать ему. Флора не стала искать, не стала расспрашивать подружку. Всё представлялось ей бессмысленным. Пусть никто ничего не узнает. Меньше стыда. И родители не должны знать, они тем более. Их симпатичная ненаглядная дочка, только что успешно сдавшая экзамены в институт, такая умненькая, и вот угодила в скверную историю. с таким плохим концом.